Читать книгу - "Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов"

Женщина отвернулась, дрогнула плечами. Кейдж поспешил отойти подальше — к влажному стеклу, по которому лупили тяжелые капли. «Это тот же стук недавний, — я сказал, — в окно за ставней, ветер воет неспроста в ней у окошка моего…»

— Я вас не прогоняю, Кретьен, — негромко проговорила женщина. — Дождь… Напротив, если вы останетесь, мне будет спокойнее. Но я вспомнила, что в доме есть хороший кожаный плащ с капюшоном. А вы сейчас похожи на пчелу, попавшую в стеклянную банку…

…Или на муху между стеклами. «Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал…»

— Oh, yeah! — Кейдж постарался улыбнуться как можно беззаботнее. — Правда с капюшоном?

* * *

Сорок человек — пусть и толпа, но не слишком большая. И пятьдесят тоже. Но если сбить их поплотнее, утыкать зонтиками и включить звуковое сопровождение…

— Крестный ход! Крестный ход, отец Юрбен! Благословите сломать часовню. По камешку разнести! Опять похороны будут! Смерть пришла! Смерть! Отец Юрбен, отец Юрбен!..

Кейдж помотал головой, стряхивая с капюшона воду. Кажется, это уже традиция! Собор, площадь Святого Бенедикта, поперек нее — фаланга и, само собой, два Голиафа, мэр и кюре. Только сегодня все словно в зеркале: в толпе почти все женщины, и не Черному Коню выпало одному стоять, а совсем наоборот.

— Она снова появилась! Отец Юрбен! Смерть пришла! Смерть!..

Кюре на ступенях собора в знакомой шляпе-сатурно, мокрой, как и его черная ряса. Толпа чуть ниже, всего на шаг. Вместо знамен и лозунгов — зонтики. Товарищ Максимилиан Барбарен, один-оди-нешенек, там же, где и в прошлый раз. В плаще, но голова непокрыта, темные волосы слиплись, в глазах не пойми что.

— Видели, Кретьен? — вздохнул он, пожимая руку. — Вот оно, мракобесие в чистом виде. Змея укусила себя за хвост! Того и гляди, на клочья порвут божью дудку!

Крис покосился на зонтики. Самые смелые уже на ступеньках. А орут-то, орут!..

— Крестный ход! Всех собрать, кто не пойдет — вон из города! Не пустим смерть! Отец Юрбен, бейте в колокол! Набат! Набат!..

— Мертвую графиню опять видели. То есть не видели, а говорят, что видели. А раз пришла, значит, снова смерть за смертью покатит. Это не я, Кретьен, так считаю, это всем здешним с детства в черепушку вдолбили.

Вздохнул невесело:

— И как в таких условиях классовую борьбу вести?

— А кто-то действительно умер? — Крис, достав блокнот, попытался пристроить его под плащом. — Из-за графини?

— Пишете? — Барбарен поморщился. — Ну, пишите, мы, коммунисты, правду не скрываем. Только где она, правда? Я, как мэром стал, все записи поднял. Помер человек, к примеру, от воспаления легких, а рядом приписка: «Злоумышлением не поминаемого призрака». Не поминаемого! Только об этой графине и болтают. Ведь чего город-то за двести лет не вырос? Бегут отсюда, дома бросают, лишь бы от смерти, значит, подальше. На себя бы поглядели! В драке кому-нибудь глаз выбьют, а говорят, мол, графиня под руку подтолкнула.

— Отец Юрбен! Ведите нас, ведите! А не то мы сами! Набат! Крестный ход! Бей! Жги!..

Кейдж вновь мотнул головой. Не воду сбрасывал — мысли утрясал. Ни до чего не додумавшись, поглядел на Черного Коня, со всех сторон теснимого. Вспомнились виденные еще в детстве «белые балахоны» с горящими крестами. Здесь цвет иной, но не в цвете сила. А кресты те же, «Огненные».

Каков Авалан, таков и Клан…

— Пойду туда, гражданин мэр. Что-то не нравится мне это.

— А кому нравится? — поморщился Барбарен. — Вместе и пойдем. Ведь чего я здесь?

Переглянулись, шагнули, не сговариваясь, с левой ноги.

— Горе вам, грешники!!!

Капли дождя замерли в полете.

— Не там смерть ищете! В себя загляните, лицемеры. Не вы ли говорите ближнему: давай выну сучок из глаза твоего? А у самих — даже не бревно, кол заостренный!..

Глас отца Юрбена гремел над площадью. Зонтики сникли, некоторые уже начали пятиться. Кюре взмахнул рукавами мокрой сутаны:

— Часовня не угодила? Не каменья сокрушать вам надлежит, но собственные грехи!

Вдохнул поглубже, блеснул отчаянными глазами:

— На колени!!!

Дождь, осмелев, вновь ударил каплями в мокрый булыжник. Ни слова, ни дыхания. Была толпа — нет ее. Только склоненные головы, только поникшие плечи.

— Божья дудка, говорите? — прошептал Крис, боясь спугнуть тишину. — Я бы, гражданин мэр, другой инструмент поискал.

Максимилиан Барбарен внезапно хмыкнул.

— А чего вы хотели? Всю войну оттоптал, сержант, три медали. Справится! Другое плохо, Кретьен. Эти сюда приползли, а остальные по домам сидят — но рассуждают точно так же. Вроде как прокляли город. Вы не подумайте, я, конечно, материалист…

* * *

На ней тоже был плащ, легкий, в цвет осенних листьев. Мокрый берет, сумочка в каплях дождя. А за спиной — черные камни Альбигойской башни.

— Ну, что мне с тобой делать, Кретьен?

Он лишь развел руками.

— Не знаю.

Мари-Апрель, шагнув ближе, стряхнула с кончика носа очередную каплю. Кристофер Жан Грант вновь попытался вспомнить, на кого похожа странная девушка. Лицо, голос, даже капля воды на носу… Не смог и в который уже раз огорчился.

— Они там, в городе, словно с ума сошли. Наверное, ты права, Мари, это все — просто страх. Можно подумать, графиня полтора столетия их за каждым углом подстерегает!

Девушка взглянула серьезно.

— А если и так? Ее убили без всякой жалости, а потом зарыли, словно собаку. Даже часовню, построенную ради ее памяти, хотят сломать.

Отвернулась, взглянула в мокрое серое небо.

— Но, думаю, дело все-таки в чем-то ином. Я узнавала, самой стало интересно… Ни разу призрак никого не убил, не тронул. Просто черная безмолвная тень, просто старая память. Не она ищет покоя — они не могут себя простить.

Мари-Апрель с силой провела ладонью по лицу, улыбнулась.

— А еще я поняла, что ты придешь, пришла сама, и вот теперь мы оба мокрые… Что дальше, Кретьен?

Кейдж оглянулся по сторонам. И вправду! Не спрятаться, не согреться…

Внезапно девушка взяла его за руку.

— А знаешь, на что это похоже? На нашу с тобой историю, Кретьен. Встретились, друг на друга взглянули — и фотоаппарат на траве.

— Точно! — выдохнул он.

Мари-Апрель покачала головой.

— Защитники этой башни верили в промысел Божий. Мы с тобой люди современные… Так давай поверим Эйнштейну. Запутались в трех измерениях — ищем четвертое!

Оглянулась, кивнула в сторону трещины.

— Ты меня подсадишь, а я тебе руку подам. Внутри можно спрятаться. А в сумочке у меня — фляжка с граппой. Понял, маловер? Ну, чего стоим?