Читать книгу - "Гребень волны - Евгений Филенко"

– Никто и никогда не покидал борт корабля в экзометрии, – сказал Ертаулов. – По крайней мере, об этом не сообщалось. Ну, нормальному человеку и в голову не придет за ради интереса окунаться в пространство, лишенное всяких измерений. Хотя, я убежден, теоретические основы такого эксперимента непременно есть. Не могут звездоходы на досуге не пофантазировать на такую вкусную тему! Эх, запросить бы наш инфобанк!

– В самом деле, – сказал Костя, кусая губы. – Корабль находится в экзометрии и продолжает существовать как вполне материальный объект. А что такое человек в скафандре?

– Тот же материальный объект малой массы, – сказал Ертаулов. – Скорость в экзометрии есть функция от массы. Но в данный момент скорость нас не волнует.

– Она взволнует тебя, когда ты отклеишься от корабля и обретешь собственную скорость, – заметил Пазур. – Примерно на два порядка меньшую, чем скорость корабля.

– Вывод: отклеиваться не следует ни под каким предлогом, – сказал Стас. – Масса корабля сейчас интегрирует и массу каждого члена экипажа, и массу всех наших скафандров. Покуда масса человека в скафандре, независимо от его местонахождения – внутри ли он, снаружи ли – складывается с массой корабля, неприятностей быть не должно.

– Когитр, – позвал Пазур. – Ваша оценка?

– Прецеденты неизвестны, – сказал когитр. – Логика примитивна. Однако она присутствует.

Пазур крутнулся в кресле и оказался спиной к спутникам. Ссутулившись, он застыл в таком положении, будто вмиг отключился от обсуждения.

– Пойду, конечно, я, – уверенно заявил Костя. – У меня масса больше.

– И целуйся со своей массой, – сказал Ертаулов. – При чем тут масса?! Все дело в сноровке.

– Сноровки у меня, допустим, тоже не в пример больше.

– Ты пойми простую вещь. То, что я здесь наплел, может не иметь никакого смысла. И если ты со своей выдающейся сноровкой и заслуживающей уважения массой накроешься там, в экзометрии, мастеру некого будет послать одолевать заветные четыре метра.

– И тут как раз подвернешься ты. А мои лишние килограммы и сантиметры окажутся лишними.

– Настоящий звездоход, Костя, должен уметь вписываться в любой отличный от нуля объем. А я всегда считал тебя настоящим звездоходом. Ну, почти настоящим.

– Прибереги эту наглую, ничем не прикрытую лесть для других!

– И вот еще что… Мы влипли в очень заковыристую передрягу. И, если по совести, я думаю, что шансов у нас нет. Что бы ни говорили старшие коллеги. И, в отличие от тебя, законченного прагматика, замешанного на грубой прозе бытия, не верящего ни во что, кроме стартового импульса, я настроил себя на две мысли, и мне это сильно помогает. Мысль первая: не воспринимать происходящее близко к сердцу. Не размышлять о том, чем все может кончиться. Отгородиться экраном безразличия. Все, что творится – творится не со мной! Очень помогает… И мысль вторая: мы уже мертвы. Да, Костя, мертвы. Поэтому мне, как убежденному покойнику, нечего бояться. Тем более такого пустяка, как физическое разрушение телесной оболочки. А вот ты можешь ли похвастать подобным бесстрашием обреченности?

– Стас, ты что? – пробормотал Кратов. – Серьезно?

– Значит, не можешь, – констатировал тот. – Тебя твой трезвый подход прочно удерживает на ногах. Тебя воспоминания о Земле, о доме тянут назад. За твоей широкой спиной Рашуля. А меня ничто не держит. Я обо всем забыл. Пренебрег условностями. Меня уже нет, и все тут!

– Послушай, ты, камикадзе паршивый… – рассердился Костя.

– Я верил, что ты найдешь точное выражение, – улыбнулся Стас. – Этим ты всегда был славен в нашем кругу. Да, я камикадзе. Но цель у меня вполне определенная и разумная. Спасти вас всех, дать вам хороший шанс!

– Тебя с твоими заморочками связать бы и упрятать в дальней каюте, как душевнобольного, – сказал Костя раздраженно. – Ни черта ты не годишься кого-нибудь спасать! Вот выползешь ты наружу, доберешься до гравигенераторов. А там что-то стрясется. Нежданная опасность. Или просто трудно станет. И ты мигом лапки кверху! Уговоришь сам себя, что ты, мол, уже загодя покойник, все едино мы обречены, то-се… А может быть, нужно было еще побарахтаться чуть-чуть!

– Одно я тебе обещаю твердо, – сказал Ертаулов. – Уж барахтаться я стану до конца. Зазря тонуть не намерен. Я пока…

– Достаточно, Третий, – оборвал его Пазур. Он давно уже сидел к ним лицом и морщился. – Я послушал твои рассуждения и нашел их идиотскими. Потому приказываю: забыть о них раз и навсегда. При малейшей попытке их реанимации тебе будет учинена такая оценка практики, что тебя не допустят даже к управлению детским самокатом.

– Понял, Первый, – с готовностью сказал Ертаулов.

– Теперь о деле. За борт пойдет третий навигатор. Второй будет страховать.

– Мастер, у меня большой опыт работы в пространстве, – возмущенно заговорил Костя. – Огромный опыт!..

– Не спорить, – сказал Пазур. – Это тоже приказ. Если выяснится, что работать снаружи невозможно, рискованно или запредельно сложно, Третий немедленно возвращается. И это тоже приказ. У нас не так много времени на размышления, но еще раз помозговать все вместе мы успеем.

– Все же я хотел бы знать, – упрямо сказал Кратов. – Почему за борт иду не я?

– Вот на толкование каждого моего приказа у меня времени и вправду нет! – оскалился Пазур. – Делаю это в последний раз. Потому что тебе хватит ума оценить обстановку. И грубой силы втащить Третьего назад, если он вздумает упираться. Между прочим, надеюсь, ни у кого не возникает сомнения в том, что лучше всех этот выход мог бы проделать я? Но в этой игре я – последний козырь. А ты, Кратов, предпоследний!

– А я всего лишь валет, – весело сказал Ертаулов. – И даже не козырный.

– Понятно, – произнес Костя, набычившись. – Но с приказом я по-прежнему не согласен.

– И наплевать, – сказал Пазур.

7.

Кратов осторожно свесил ноги в темноту и неуклюже поболтал ими, пытаясь нащупать опору. Потом перевернулся на живот и медленно сполз в овальное жерло переходника, повис на руках. Пальцы в бронированных перчатках заскребли по обшивке, оставляя глубокие борозды.

– Не порти имущество! – строго сказал Ертаулов.

– Ну что вы там? – спросил Пазур. Его резкий недовольный голос наполнил собой все небольшое пространство тамбура, до боли гулко отдаваясь в ушах.

– Потише, мастер… – прохрипел Костя.

– Что, что?!

– Убавьте громкость, мастер, – попросил Ертаулов, стоявший над Кратовым. В таком же, как и он, неуклюжем горбатом скафандре высшей защиты, модель «Сэр Галахад».

– Ага, – сказал Пазур и добавил уже тише: – А вы не молчите. Комментируйте каждое свое действие.

– Я пытаюсь слезть в переходник, – сообщил Костя задушенно. – Но никак не найду дна. Сколько там метров?