Читать книгу - "Только женщины - Джон Девис Бересфорд"

два локомотива. Один стоял на рельсах, за милю от станции, с полным составом вагонов; другой, от товарного поезда, на запасном пути. Трэйль для первого опыта взял этот и добился того, что прогнал его обратно в Марлоу. Он визжал и грохотал и, очевидно, был сильно не в порядке, но после основательной чистки и смазки, Трэйль все же мог доехать на нем до Мэденхэда, где он нашел в сарае запасной хороший локомотив.

После этого он три дня употребил на очистку пути от Паддингтона — работа утомительная, потребовавшая множества остановок и пробных опытов со стрелками, сигнальными аппаратами и пр. Но зато труд не остался без награды: на новом локомотиве он съездил в Лондон и вернулся с огромным запасом угля. В Лондоне все еще хранилось много ценного и нужного для жизни.

На всем протяжении пути его встречали кликами изумления и ликования. Наверное, первая железная порога не вызывала такого изумления и радости, как эта проездка Трэйля на локомотиве без вагонов. Все несчастные женщины, видевшие его, без сомнения, радовались, что боги машин вернулись снова, чтобы облегчить им тягость нищеты и непривычной утомительной работы.

Теперь, когда сообщение с Лондоном было восстановлено, можно было взять оттуда все необходимые орудия и много разных других вещей, необходимых, но не соблазнивших голодной толпы.

* * *

Хлеба в этом году созрели рано, и мисс Оливер решила скосить часть ячменя уже в конце июля.

Трэйлю поручен был верховный надзор за жницами и вязальщицами снопов и он разъезжал по полям, то следя за работой своих учениц, то сам часами борясь с какою-нибудь непокорною машиной.

Однажды, в субботу днем, возвращаясь с одной из таких поездок, он увидал странную процессию, спускавшуюся с высокого холма, который многим благочестивым женщинам представлялся дорогой в ад.

Случайная иммиграция к этому времени почти прекратилась, но законы о ней, хоть и неписанные, были очень строги, и новые работницы принимались с большим разбором и лишь после тщательной проверки.

Трэйль крикнул, чтобы привлечь внимание идущих, и процессия остановилась.

Когда он отворил ворота и вышел на дорогу, его окликнули по имени:

— Мистер Трэйль! Это вы? Подумайте, какая неожиданность! — вскричала молодая женщина, тащившая за собою тележку.

Встреча Ливингстона и Стэнли была гораздо менее неожиданной.

Старуха, восседавшая на тележке, заслоняясь от солнца остатками зонтика, ни мало не обрадовалась ему.

— А, все-таки, ему следовало первым делом написать мне, — бормотала она.

— Мама немножко не в себе — у нее был солнечный удар, — поспешила предупредить Бланш.

Трэйль еще не сказал ни слова. Он соображал, есть ли у него какие-либо обязанности по отношению к этим женщинам, которые могли бы перевесить его обязанности по отношению к Марлоу.

— Вы откуда идете? — осведомился он.

Бланш и Милли, наперерыв, перебивая одна другую, стали объяснять.

— Видите ли, здесь мы обыкновенно никому не позволяем останавливаться…

Бланш сдвинула брови и отстранила слишком разболтавшуюся сестру:

— Мы хотим работать.

— А ваша мать? А эта другая женщина?

— Я тоже умею работать, — поспешила заявить миссис Айзаксон. — Я все умею, что нужно для хозяйства на ферме: доить коров, кормить цыплят и все такое.

— Вас надо будет свести в комитет для проверки.

— Куда угодно, только бы прочь от солнца, — отозвалась Бланш, — и чтоб можно было где-нибудь уложить мать. Боюсь, что она очень плоха.

— Переночевать здесь, во всяком случае, можно, — сказал Трэйль.

Милли за его спиной скорчила ему гримасу и шепнула что-то миссис Айзаксон; та, в свою очередь, скорчила гримасу.

— Тут у вас поцивилизованней живут, — сказала Бланш, когда процессия двинулась к Марлоу. Трэйль, шедший, словно полицейский, рядом с тележкой, ответил только:

— Вы удачно попали.

Возле самого города Милли заметила фигуру всадника, ехавшего им навстречу. И обрадовалась: ей показалось, что это второй мужчина. Решительно, тут можно жить. Но это была всего только мисс Оливер в плисовых штанах, сидевшая в мужском седле и по-мужски.

* * *

Сама судьба привела Гослингов в Марлоу для того, чтобы могло исполниться все, предназначенное им. Они попали удачно, в такой момент, когда, впервые за долгие три месяца истории нового человечества, рабочие руки были нужны повсюду; Бланш и Милли, загорелые и окрепшие за первую неделю своей новой, более здоровой и нормальной жизни, были вполне приемлемыми работницами. Миссис Айзексон, дама предприимчивая и с характером, тоже сумела пристроиться — она была цепка, как цвет терновника. Когда эксперт, мисс Оливер, стала ее допрашивать, она обнаружила блестящие познания в куроводстве и молочном хозяйстве, воспользовавшись случайными указаниями тети Мэй и ее помощниц, прочно засевшими в ее прекрасной памяти, и заполнив пробелы потоком нескончаемых речей, причем красноречивыми жестами она показывала, что только слабое знакомство с английским языком мешает ей высказаться детальнее. Кроме того, она дала понять, что в своей родной Баварии она вела молочное хозяйство в грандиозных размерах. И скромная мисс Оливер переконфузилась и не решилась проверять ее.

Оставалась одна лишь миссис Гослинг, ни к чему не пригодная и не желающая признавать ни комитета, ни Марлоу и никого на свете. Дом, отведенный им, ей не понравился. В крохотном коттэдже из трех комнат, окнами в переулок, не было ни кружевных занавесей на окнах лицевого фасада, ни цельного гарнитура мебели, ни холла — входная дверь вела непосредственно в единственную общую комнату — ни украшений, с которых можно было сметать пыль, ни даже коврика, или хотя бы линолиума для прикрытия голого кирпичного пола. На взгляд Вистерии-Гров, порядочной женщине невозможно и неприлично жить в подобном доме, и миссис Гослинг, с неожиданной в ней силой характера, предпочла другую альтернативу. Но о своем решении она никому не сказала и продолжала, с виду, пребывать в угнетенном состоянии, слишком тягостном для того, чтобы выразить его словами. За эту неделю скитаний по безлюдной местности ею все время так помыкали и командовали, что авторитет ее был окончательно подорван, и она уже не пыталась восстановить его. Возможно, что в душе она была жестоко обижена на дочерей и решила отомстить им последней и уже неискупимой местью. Но с внешней стороны это ничем не