Читать книгу - "Театр Теней - Орсон Скотт Кард"

Конечно, и меня он тоже презирает, и если сейчас он надо мной смеется, я могу только согласиться с ним. Меня надули, леди и джентльмены. В этом смысле я оказался в хорошей компании, некоторые представители которой были отстранены от власти в России после похищения детей, другие оказались политическими заключенными в завоеванной Китаем Индии, третьи же арестовывают в Индии людей… за переноску камней.

Я только надеюсь, что я окажусь последним из тщеславных глупцов, думавших, что можно держать Ахилла Фландреса под контролем или использовать для каких-то благородных целей. Ахилл Фландрес служит лишь одной цели – собственному удовольствию. А удовольствие для него одно: подчинить себе целиком весь род человеческий.

Я не был дураком, когда направил усилия Гегемонии на противостояние империалистическим актам китайского правительства. Сейчас из-за моих – и только моих – ошибок престиж Гегемонии временно уменьшился. Но моя решимость противостоять китайскому гнету над более чем половиной мира не уменьшилась. Я – неумолимый враг императоров.

Эта финальная фраза была не хуже любой другой.

Питер коротко поклонился в ответ на вежливые аплодисменты. Кто-то аплодировал более чем вежливо – но были и такие, которые вообще не стали аплодировать.

Потом начались вопросы, но поскольку Питер с самого начала взял на себя вину, их было легко отбивать. Двое журналистов пытались выяснить подробности об источнике, который его проинформировал, а также о чем именно проинформировал, но Питер сказал только одно:

– Если я буду углубляться в эту тему, то некто, оказавший мне услугу, наверняка будет убит. Я удивлен, что вы вообще задали такой вопрос.

Когда в ответ на второй вопрос он повторил то же самое слово в слово, никто больше эту тему поднимать не стал.

В ответ на вопросы, которые были завуалированными обвинениями, он соглашался, что да, он действительно был глуп. Когда спросили, не показал ли он, что слишком глуп, чтобы и далее занимать пост Гегемона, он прежде всего ответил в шутку:

– Мне говорили, когда я принял на себя этот пост: этим ты уже показал, что слишком глуп для него. – Раздался смех. А Питер продолжал: – Но я пытался воспользоваться этой должностью для служения делу мира и самоуправления всего человечества, и пусть тот, кто считает, будто я не всегда делал все возможное с теми средствами, которые у меня были, докажет это.

Через пятнадцать минут Питер извинился, что больше у него нет времени.

– Но прошу вас присылать мне по сети вопросы, которые у вас есть, и мы вместе с моими сотрудниками постараемся ответить вовремя. Теперь еще одно слово, перед тем как я уйду.

Корреспонденты замолчали в ожидании.

– Будущее счастье рода человеческого – в руках хороших людей, которые хотят жить в мире с соседями и хотят защитить своих соседей от тех, кто не желает мира. Я – только один из них. Вряд ли я из них лучший и молю Бога, чтобы я не был среди них умнейшим. Но я оказался тем, кому был вверен пост Гегемона. Пока не истечет срок моих полномочий или пока я не буду законным образом смещен теми странами, которые поддерживают Гегемонию, я буду продолжать свою службу на этой должности.

Снова аплодисменты – и на этот раз Питер позволил себе поверить, что в них мог быть неподдельный энтузиазм.

Он вернулся к себе опустошенный.

Мать и отец ждали его. Спускаться с ним вниз они не пожелали.

– Если с тобой будут мать и отец, – объяснил отец, – то лучше тебе сразу на этой пресс-конференции объявить о своей отставке. Но так как ты в отставку не собираешься, то иди один. И только один. Без помощников. Без родителей. Без друзей. Без заметок. Сам по себе.

Отец оказался прав. И мать тоже была права. Эндер, благослови его Господь, – вот пример, которому Питер должен следовать. Победят тебя – значит, будешь побежден, но не сдавайся сам.

– Как прошло? – спросила мать.

– Думаю, нормально, – ответил Питер. – Я отвечал на вопросы пятнадцать минут, но они начали повторяться и уходить далеко в стороны, и тогда я попросил остальные вопросы присылать по почте. По телевизору передавали?

– Мы посмотрели примерно тридцать новостных каналов и около двадцати главных сетей. Почти все передавали в прямом эфире.

– Так вы смотрели? – спросил Питер.

– Нет, в основном переключались, – сказала мать. – Но то, что мы видели и слышали, нам понравилось. Ты глазом не моргнул. Думаю, у тебя получилось.

– Посмотрим.

– Не сразу, – заметил отец. – У тебя будет пара очень хлопотных месяцев. Ахилл наверняка припас пару стрел в колчане.

– Ты еще помнишь время, когда воевали луками? Какой же ты старый, – вздохнул Питер.

Они усмехнулись.

– Предки, спасибо.

– Мы сделали только то, что ты сам завтра захотел бы, чтобы мы сделали сегодня.

Питер кивнул и сел на край кровати.

– Черт, не могу поверить, что был таким дураком. Не понимаю, как я мог не слушать Боба, и Петру, и Сури…

– И нас, – подсказала мать.

– И вас с Граффом.

– Ты полагался на собственное суждение, – сказал отец, – и именно так и должен был поступать. На этот раз ты ошибся, но ошибался ты не часто, и не думаю, что ты повторишь подобную ошибку.

– И ради всего святого, не начинай ставить свои решения на голосование, – подхватила мать. – Не оглядывайся на опросы общественного мнения и не гадай, как твои действия воспримет пресса.

– Не буду.

– Потому что ты ведь Локи, – напомнила мать. – Одну войну ты уже закончил. Через пару дней или недель пресса об этом вспомнит. И ты же Демосфен – у тебя много ревностных последователей.

– Было, – вздохнул Питер.

– Они увидели то, что ожидали от Демосфена, – возразила мать. – Ты не вилял, не искал оправданий, принял на себя вину за то, за что надо было, и отверг обвинения, которые были ложными. Ты представил собственные доказательства…

– Это был хороший совет, па, спасибо.

– И ты проявил храбрость, – закончила мать.

– Удирая из Риберао-Прето, не дождавшись ни от кого даже злобного взгляда?

– Вылезя из кровати, – объяснила мать.

Питер покачал головой:

– Тогда это всего лишь заемная храбрость.

– Не заемная, а депонированная, – возразила мать. – Депонированная у нас, как в банке. Мы видели твою храбрость и сохранили для тебя немного, на случай, когда у тебя она временно кончится.

– Временный дефицит наличности, – пояснил отец.

– И сколько раз еще вам придется спасать меня от меня самого, пока будет продолжаться эта пьеса?