Читать книгу - "Война 2020. И летели наземь самураи... - Ральф Питерс"

Козлов ничего не имел против холода. Он и не думал о нем. Даже боль в зубах, деснах и челюсти, казалось, объявила перемирие. Скоро прибудет самолет, который отвезет его туда. К американцам. Он был рад, что улетал.

Он по-прежнему не любил американцев. Но отчаяние генерала Иванова устраивало его еще меньше. Ему было стыдно. Несмотря на все свои недостатки, американцы вели себя достойно и делали все, что могли. И они хотели продолжать борьбу. В то время как советская сторона скрывала от них важнейшую информацию и даже сейчас старалась найти способ дискредитировать действия американцев, вместо того чтобы помочь им. "Возможно, это заложено у нас в генах, — думал Козлов, — результат долгих лет обмана и лжи. Возможно, обман присущ советскому человеку от рождения".

Американцы подошли так близко к победе. У противника практически не осталось средств, чтобы противостоять сухопутным войскам русских. Даже при таком плачевном состоянии армии они могли бы повернуть назад и двигаться на юг через Казахстан. И дальше. Кроме того, американцы с помощью своих замечательных машин нанесли невосполнимый ущерб силам вражеской коалиции. Соотношение наземных сил в значительной степени изменилось.

Единственной проблемой являлось новое японское оружие террора. И все же Козлов не мог представить, что какой-нибудь вид оружия может лишить его народ не только победы, но и национальной независимости. То, что случилось в Орске, — ужасно. Отвратительно. Но это было несравнимо со страданиями, которые перенес его народ во время Великой Отечественной войны. Что случилось со знаменитым русским характером? С духом самопожертвования?

Козлов отказывался считать себя побежденным.

Он был немного удивлен, что у него еще оставались силы. Он всегда считал себя отличным штабным офицером, но он никогда не видел себя в роли храбреца. Он обычно испытывал страх, когда ему приходилось возражать высокому начальству, даже если он знал, что они опасно заблуждаются.

Сейчас наступило время исправлять эти ошибки.

Он не знал, как ему следует поступить. Но если американцы не потеряли надежду, то почему он должен первым выходить из игры.

Американцы. Относиться к ним хорошо было совершенно невозможно. Он вспомнил смутные времена 90-х годов, когда еще курсантом учился в Москве. Девушка, с которой он встречался в то время, мечтала пойти в ресторан Макдональдс, открьюшийся на Пушкинской площади. Ему не хотелось туда идти, отчасти изза ложного чувства патриотизма, на которое способен только курсант военного училища, а отчасти потому, что, учитывая его стипендию, цены там были очень высокими. Но девушка была очень хорошенькой. Звали ее Ирина. И зубы у него тогда не были такими ужасными. Они целовались, она чуть покусывала кончик его языка и обвиняла его в жадности и жестокости. И они пошли в Макдональдс.

Конечно, там была очередь. Но она двигалась с удивительной быстротой. Служащие за чистым, ярко освещенным прилавком улыбались, и он решил, что они, должно быть, иностранцы. Это и было причиной его первого потрясения. Потому что официантка мелодичным голосом с милым московским акцентом спросила их, что они будут заказывать. Он, заикаясь, произнес незнакомые имена — на занятиях по военной английской терминологии они таких слов, как "Биг-Мак", не изучали. С потрясающей скоростью на подносе появилась красиво упакованная еда. У него взяли деньги и вернули сдачу, и миниатюрная улыбающаяся девушка приветливо обратилась к следующему посетителю.

Он сидел в безукоризненно обставленном, шумном зале ресторана, с невольным аппетитом поглощал великолепный сандвич и наблюдал за тем, как его девушка быстро и жадно ела, улыбаясь ему, а в небольших просветах между зубами застревали кусочки Америки. Он испытывал непередаваемое чувство боли. В те дни они в училище еще разыгрывали военные игры против американцев, от этой старой привычки очень трудно было избавиться даже сейчас. А тогда проворство, с которым американская система околдовывала его с помощью ресторана, устроив ему засаду из вкусной еды и шипящей кока-колы, контролируя каждое его действие, очень раздражало его. Если американцы были настолько компетентны в таком простом деле, как управление рестораном, то не было сомнения, что в военном искусстве они были значительно сильнее, чем утверждали его начальники. Он пришел к этому выводу, используя диалектику марксизма и закон перехода количественных изменений в качественные.

Проглотив последний кусок соблазнительного сандвича, он потащил свою подружку из этого зала, олицетворявшего для него триумф Америки. На улице они начали громко спорить, привлекая внимание прохожих. Он поклялся ей, что никогда не ступит ногой в ресторан "Макдональдс". Она назвала его самодовольным ослом и идиотом. Эта перебранка происходила на глазах у заинтересованной толпы. После похода в "Макдональдс" ему не только не удалось переспать с Ириной, но он был изгнан немедленно и навсегда с того плацдарма, который он с боями завоевал в ее сердце. Она даже перестала отвечать на его звонки. Уже позднее он ее случайно увидел. Он бродил по разоренному центру Москвы и, проходя мимо окон этого рокового троянского коня капитализма, заметил разряженную Ирину с другим мужчиной. Она вгрызалась своими маленькими белыми зубками в сочный гамбургер, угощая хрустящим картофелем своего партнера.

Сильный гул моторов самолета вернул Козлова к реальности. Сибирь. Тонкая, как лезвие бритвы, грань между победой и поражением. Именно здесь делалась история, и он понял, что несчаоиый старый генерал Иванов выбрал для этой миссии неподходящего человека.

Да, любить американцев было невозможно, но он начал подозревать, что у них есть чувство чести. Пытаясь изо всех сил побороть свое ужасное предубеждение, Козлов решил в конце концов поставить на "Бит-Мак".

Валя с отвращением смотрела на бутерброд. Выступающие углы светло-желтого сыра были на концах почти коричневыми, и хлеб казался пыльным и черствым. Ей не хотелось ни прикасаться к этому бутерброду, ни есть его. Не хотелось ей и пить чай, так как за этот долгий нервный день она выпила слишком много чашек.

— Гражданка Бабрышкина, — сказал следователь, — вы должны что-нибудь съесть, чтобы поддержать себя.

— Я не голодна, — ответила Валя.

Следователь вздохнул.

— Извините, но, к сожалению, я не могу вам предложить что-нибудь более вкусное. Это не фешенебельная гостиница, к которым вы привыкли.

— Я не могу есть.

Следователь по-матерински всплеснул руками. Это был крупный человек с бледным от постоянного пребывания в помещении лицом и бесцветными волосами. Если бы не его рост, он был бы совершенно незаметным в толпе.

— Гражданка Бабрышкина, Валя. Можно я буду называть тебя Валей? — спросил он, глядя на стопку фотографий, лежащих в некотором беспорядке около тарелки. Совершенно машинально Валя посмотрела в ту сторону, куда смотрел следователь. — Вообще-то, — сказал громила, — я не думаю, что это будет такой уж фамильярностью в данных обстоятельствах.

Валя ничего не сказала. Она взглянула на фотографию, лежащую сверху. Даже в тусклом свете ей было видно, что изображено на ней.