Читать книгу - "Княжич Юра V - Михаил Француз"

то было. Ведь «пианино» — всего лишь форма, созданная для того, чтобы мне, да и зрителям было проще воспринимать создаваемые напрямую колебаниями водной мембраны звуки.

Пошли первые такты-проигрыш, начинавшиеся совсем тихо, но стремительно набиравшие громкость и силу.

— 'Когда-то давно…

Когда-то давно, в древней глуши,

Среди ярких звёзд и вечерней тиши…' — после проигрыша зазвучал мой собственный голос. Такой, каким я помнил голос самого Павла Пламенева, чью песню я сейчас взялся исполнять. Второй раз в этом мире. Первый был в Зимнем Дворце, после чего Императору пришлось выдать Приказ на моё уничтожение.

Взгляды и внимание всех, кто сейчас находился в этом канале, а тут, кроме меня, Катерины, нашей группы из девятнадцати человек, той группы из двадцати Лицеистов, которых мы меняем, Координатора проекта, Руководителя практики и нескольких его помощников, здесь были рабочие, инженеры, водители машин, операторы оборудования, дизелисты и прочие, прочие простые Бездарные люди.

Всего около пары сотен.

Пара сотен — это не десяток тысяч. Но пара сотен — это и не пара десятков. Их внимание, собранное в точку, в меня, я почувствовал. И оно принялось наполнять меня силой, уверенностью и энергией.

— 'Стоял человек и мечты возводил:

Себя среди звёзд он вообразил.

И тихо проговорил:

И может быть ветер сильнее меня,

А звёзды хранят мудрость столетий,

Может быть кровь холоднее огня,

Спокойствие льда царит на планете… Но!' — мой голос наполнялся этой уверенностью, а руки через стороны поднимались выше, ладонями к небу.

— 'Я вижу, как горы падут на равнины

Под тяжестью силы ручного труда

И где жаркий зной, там стоять будут льдины,

А там где пустыня — прольётся вода.

Раз и навсегда!

По прихоти ума! — набрав силу, мой голос гремел уже так, что не услышать его было нельзя и в нескольких километрах от того места, где я стоял. Он гремел, грохотал, поддерживаемый и усиливаемый музыкой, воспроизводимой напрямую водной мембраной, которая работала круче любого современного «сабвуфера» и усилителя с динамиками.

Голос грохотал. В нём была сила. А к горе, что была передо мной, из атмосферы со всех сторон, с площади, радиусом в десятки и сотни километров, стягивалась, собиралась вода.

Она собиралась наверху и устремлялась вниз, пробуриваясь узкими, уходящими вниз, круглыми «трубами»-ходами-шурфами.

Меня наполняли силой собранное внимание и… сама музыка. В сердце и животе поднималась уверенность, что реальность просто не может не подчиниться моей Воле. Моё внутреннее Намеренье перетекало и становилось Внешним Намереньем, которому невозможно противиться и сопротивляться.

— Сильнее сжимались смерти тиски:

Люди — фигуры игральной доски —

Забава богов, но кто воевал,

Тот смерти оковы с себя гневно сорвал

И с дерзостью сказал:

И может быть ветер сильнее меня,

А звёзды хранят мудрость столетий,

Может быть кровь холоднее огня,

Спокойствие льда царит на планете… Но!

Я вижу, как горы падут на равнины

Под тяжестью силы ручного труда

И где жаркий зной, там стоять будут льдины,

А там где пустыня — прольётся вода.

Раз и навсегда!

По прихоти ума!

Мой голос и музыка гремели настолько мощно и грозно, что стены многокилометрового тоннеля вибрировали им в такт.

Я пел. Я пел вдохновенно. Я пел от всей своей души. Я пел, отдавая всего себя музыке и словам. Перед глазами вставали картины того, о чём я пою, а вода продолжала прибывать, прибывать и прибывать. Бурить, бурить и бурить…

— И может быть ветер сильнее меня,

А звёзды хранят мудрость столетий,

Может быть кровь холоднее огня,

Спокойствие льда царит на планете… Но!

На лицах богов воцарилось смятенье,

И то, что творилось на этот раз…

Никто не мог скрыть своего удивленья,

Как пешка не выполняла приказ.

Среди разгневанных лиц

Боги падали ниц! — затих и мой голос, и моя музыка. Всё затихло.

А потом одновременно с моим голосом, взявшим новую высоту и уже бившим не хуже землетрясения, это самое землетрясение и началось.

— Я вижу, как звёзды, падая градом,

Открыли нам хитросплетенье миров,

Небесная гладь приветствует взглядом

Эпоху бессмертия наших сынов… — там, где-то высоко-высоко над нами, там, где их никто отсюда не мог видеть, из сотен и сотен тонких шурфов начали вырываться языки злго мощного пламени, в которое превратилась вся та вода, которая добралась-таки до уровня дна рукотворного ущелья.

Превратилась разом во всём шурфе… Точнее, в самом низу чуть раньше. И те шурфы, что были ближе ко мне на какую-то малую долю секунды быстрее, чем те шурфы, что дальше. Как в домино…

Камень, земля, воздух — всё задрожало и заходило ходуном. Лишь я стоял ровно, прямо и неподвижно в центре всего этого. Стоял… над поверхностью, поддерживаемый своим «Водным покровом». Стоял, подняв и разведя руки в стороны ладонями вверх и внутрь. Стоял, обращённым к скале, которая, как лавина снега зашаталась и начала оплывать, падать, сыпаться вниз по моей воле. Колоться, греметь, шуршать и рушиться…

— … Космических даров.

Людей — богов?.. — услышали не столько ушами, ушами услышать в том грохоте и шуме, что поднялся, было бы решительно невозможно, сколько прямо у себя в головах все присутствовавшие здесь люди.

А дальше…

Лавина остановилась, не дойдя до меня считанных сантиметров. Её остановила вода, в которую вновь обратилось пламя после взрыва. И та вода, которая ещё успела собраться.

Она окутала, слилась с камнем, что тёк сейчас, не хуже самой воды.

Лавина остановилась. А затем повернула в сторону и поползла… вверх. Вверх по стене, туда, к небу.

И вместе с ней поднимался вверх я, постепенно исчезая из виду остававшихся внизу людей. Исчезая из виду, но не из их внимания.

Лавина ползла, а я поднимался.

Вот уже и край. Он оказался ближе, чем казался снизу. Лавина переползла этот край и обрушилась через него в ближайшую пустую долину, более не удерживаемая мной, моей Волей.

Несколько минут… или вечность спустя, вся масса битого камня, щебня, пыли и воды, в которую превратились больше двух сотен метров горы, закончились. И я опустился обратно на дно «колодца», который стал на двести метров длиннее.

Опустился и опустил руки. А в головах зрителей снова раздался шёпот.

— Людей — богов?..

Глаза мои закрылись, а на лицо выползла довольная улыбка. Своего падения на камень я уже не почувствовал.

* * *

Глава 17

* * *

Удара спиной о камни я уже не почувствовал — странно было бы, будь иначе. Падал-то