Читать книгу - "Пехота апокалипсиса - Александр Золотько"

– Сказочник Горенко? – Касеев даже улыбнулся.

«Да»,– прозвучало в мозгу. Почти в самом центре головы, ближе к левому виску.

– Что? – спросил Касеев.

– О чем ты? – не понял Пфайфер.

«Он нас не слышит»,– сказал голос в голове Касеева.

– Чушь,– пробормотал Касеев.– Полная чушь!

«У меня сейчас мало времени, вы пока отдохните, порошка вам некоторое время хотеться не будет. Завтра я смогу пообщаться с вами подробнее. Сразу после вашей поездки...»

– Не будет ничего завтра! – выкрикнул Касеев и попытался встать с дивана, Пфайфер бросился помогать.– Я предупредил мента. Он уйдет из своей деревни. Он же не дурак, чтобы дожидаться. Уйдет – и все!

– И куда я уйду? – сам у себя спросил Лукич.– В лес, партизанить?

Жена, естественно, не ответила.

Лукич не хотел этого разговора. Понимал, что никуда от него не денется, что так или иначе придется Алене все сказать... или дождаться, когда начнут у нее на глазах его скручивать и совать в машину.

Приедут. Обязательно приедут.

Елизавета Петровна всегда производила впечатление очень решительной женщины. Эта сука, решив что-либо, пойдет до конца.

Алена продолжала молча гладить белье на кухонном столе.

Лучше бы она кричала, с тоской подумал Лукич. Или в морду дала, как в прошлом году, когда он полез в одиночку успокаивать заезжего урода, устроившего по пьянке пальбу на улице. Пострадали две собаки, машина Митрохиных и плащ участкового.

Так Лукич не прыгал с самой срочной службы.

Крупная дробь порвала полы плаща, а супруга, не сдержав радости по поводу счастливого спасения мужа, съездила своему благоверному по физиономии.

Лучше бы снова по морде, подумал Лукич.

Ну, так вышло. Что теперь делать? Переделать ничего не получится. Да и что он сделал неправильно, если вдуматься?

Помог тому мужику со странными глазами и нелепым прозвищем увезти к врачам больную девочку. И ведь ничего тот мужик не нарушал, заплатил отступного, Лукич сам видел карточку. Да, в рожу он Быстровой насовал, но ведь мог и убить.

И не убил.

К сожалению.

А теперь...

– Понимаешь, Алена,– Лукич присел на край табурета возле стола,– ну не знаю я, что делать. Журналист этот по телефону сказал – бежать надо. А куда бежать? И с чего? Ведь разберутся же, не станут...

Алена посмотрела на мужа, пожала плечами, и тот замолчал.

Действительно, всякое может случиться. Мужик тот оказался свободным агентом, за ним тогда на вертолете прилетали солдаты, опоздали всего на несколько минут. Их старший даже собирался еще прямо тогда Лукича забрать. Мальчишки Петрухины чуть на стволы не полезли, своего участкового защищать.

Старший тогда поднял бронестекло на шлеме, почесал бровь...

Твою мать, подумал Лукич и чуть не засмеялся. А он все думал, на кого похож тот парень, которого они из-под расстрела возле телецентра вытащили. Господи, как мир тесен! И, поди ж ты, если бы тогда Лешка Трошин старшего лейтенанта Николаева заарестовал, то всего через день никто бы Трошину жизнь и не спас.

Чудны дела твои, Господи!

В сенях загрохотало жестяное ведро. По старой привычке Лукич и Алена ставили его у самой входной двери, как сигнализацию. Сами они его обходили, а кто чужой, вот как Петруха например, обязательно на него налетал.

– Вечер добрый, тетя Лена! – выпалил с порога Петруха.

Петруха был облеплен снегом, на ботинках – грязь.

На лице у него было испуганно-восторженное выражение, а в руках инфоблок, купленный в прошлом году за безумные, с точки зрения участкового и всей деревни, деньги.

– Что тебе? – спросил Лукич.

– А тут вот...– Петруха протянул инфоблок.

– Что ты мне его суешь? Я с такими штуками не играюсь. И не до тебя мне, если честно.

– Тут мексиканцы на Братьев пошли,– сказал Петруха, отчего-то шепотом.– Вся Сеть заполнена кадрами – танки проломили этот бетонный забор и прут в Америку. Вот...

Петруха включил инфоблок, кадропроекция развернулась.

Танк с развевающимся мексиканским флагом едет по песку. Картинка трясется, все вокруг затянуто пылью. И кто-то торопливо говорит что-то на испанском.

– Да,– сказал Лукич.

– Что ж это теперь будет? – спросил Петруха.– Война? Если Братья врежут по мексиканцам, то и всем остальным достанется... Или наши не полезут на Территории? Тут комментатор выступал, говорил, что если у мексиканцев все получится, то нам тоже нет смысла терпеть Территории, а нужно их поставить... в смысле занять... А что тут у вас случилось?

До Петрухи наконец дошло, что участковый смурной, а у тети Лены такое лицо бывает, только если Лукич снова куда-то влез, не подумавши. Вот когда Лукич согласился в город ехать, к Информационному Агентству, у нее такое лицо было.

Словно заледеневшее.

А Лукич вот так погрустнел на перроне, вдруг вспомнил Петруха. Поговорил по телефону, потемнел лицом и телефон выключил. Точно, что-то ему такое сказали.

– Дядя Тема, что случилось?

Лукич хотел послать Петруху куда подальше, вместе с его мексиканскими танками и вопросами, но Алена отставила в сторону утюг, собрала со стола выглаженное белье и вышла из комнаты.

– Дядя Тема! – шепотом спросил Петруха.– Она что, про драку на станции узнала? Про девку ту чокнутую?

– Рот закрой! – также шепотом приказал Лукич.– Мне еще только этого не хватало. Иди отсюда, от греха подальше. И чтоб я тебя...

– А ты чайку с нами попей,– сказала Алена, возвращаясь на кухню.– Попей чайку, вон, с пирожками, и послушай, что наш уважаемый орденоносец рассказывает.

– Не надо, Алена...– попросил Лукич.

– Что не надо? – поинтересовалась Алена.– Чего не надо? Ты вон решаешь, что тебе делать, бедному, сдаваться или прятаться,– а ты ничего другого решить не хочешь? Мне что делать? Этим пацанам завтра что делать? Они же, ненормальные, отбивать тебя кинутся. Они ведь теперь, спасибо тебе, герои, половина небось себе из города оружие привезла... Нет, Петруха? Что глаза отводишь?

– Чего отвожу? Ничего я даже не отвожу... Оружие... это...– Петруха почувствовал, что краснеет, а тут еще и в горле неожиданно начало першить.– А чего Артему Лукичу сдаваться? Кому?

– Это ты у него спроси, я вам пока чайку вскипячу, а Тема тебе расскажет.– Алена в сердцах грохнула чайник на печь.– Герои... К столу садись, я сказала.

Петруха подвинул к столу еще один табурет и сел. Грязь, не торопясь, стекала с ботинок на пол.

– Чего тут рассказывать,– вздохнул Лукич.