Читать книгу - "Степь и Империя. Книга IV. Рыцарь Империи - Балтийский Отшельник"

своей правой руки за то, что они держат рукоять меча, - и он сжал в кулак правую руку, глядя на нее с пристальным пьяным вниманием.

- Или палец левой руки, - и Князь оттопырил указательный палец левой руки, очень внимательно глядя на него, - награждать за то, что я ковыряю им в носу?

И снова рассмеялся.

- Если то, что сделал это маленький оборванец, это заслуга, то Богиня заметит его. И в следующем рождении он будет не крестьянином, а воином, или даже воинским начальником. Уж как решит Богиня... А моя награда? Если я сейчас награжу этого малыша - то и остальные подумают, что за выполнение долга нужна награда. Будут ждать ее - и не будут выполнять свой долг. И тогда развалится порядок, установленный Небом. Ибо каждый должен выполнять свой долг, полагаясь на Богиню и духов предков, которые его правильным поступком будут вознесены и восславлены. И тогда в следующем рождении заслуги его лягут ему под ноги счастливым путем и легким уделом.

Князь был рад наставить мудрости Амаро невежественного чужеземца, который слыл по миру великим мастером, но не понимал таких простых вещей...

Но заморский варвар упорствовал в своем невежестве.

- Скажи, Отмеченный Небесами, что же тогда доблесть? Или ее не существует?

- Доблесть? - Князь приосанился и пробудился окончательно. - Доблесть существует, но бесполезна крестьянину. Крестьянин должен трудиться. Растить рис, ловить рыбу. Доблесть - не его дело. Его долг служить князю и не роптать.

- А воины? - не унимался чужак. - У них тоже есть лишь долг - и нет доблести?

- Воины суть страны Амаро и доблесть их известна Миру! Но! - Князь наставительно поднял указательный палец. - Вот мои воины стоят на страже. Их долг - выполнять приказы. И в этом нет доблести. Только долг - и нет ничего превыше долга! Но если завтра кто-то из них услышит хулу на князя или слова, унижающие их как княжих слуг, бросится в бой и погибнет с мечом к руках - он проявит образцовую доблесть, защищая честь князя и свою!

- А если он не погибнет, ты наградишь его за доблесть, Назначенный Небесным Велением?

- Нет. Хранить честь свою и князя - это его долг. Исполнение долга - не способ зарабатывать награды, это единственно достойный способ жить. А слава за правильный поступок будет уже достаточной наградой в этой жизни и следующей. Доблесть - это то, что сделано без приказа и будет награждено или осуждено Богиней и Небесами. И до тех пор, пока долг и доблесть свободны от наград, они не покупаются и не продаются. Ибо не может быть заслугой будущего рождения то, что можно купить или продать.

- Богиня наделила тебя великой мудростью, Князь, Обласканный Небесным Светом! Но скажи, если у человека нет господина и долга перед ним - может ли такой человек обладать доблестью и совершить нечто, что улучшит его будущее рождение? Вот, скажем, - тут чужак обвел глазами зал, полный слуг и воинов князя. - Вот скажем, этот человек, который никому не служит?

И он указал на слепого музыканта.

Но Князь не попался на смешную уловку и ответил, как истинный мастер диспутов среди равных мудростью: "А сам то ты как думаешь?"

Йосу в этот момент хотелось спрятаться куда-то подальше, потому что ему казалось, что Князь вот-вот разгневается всерьез.

***

Чужеземец вежливо улыбнулся своим длинным, как лошадиная морда, лицом, но продолжал стоять на своем. Видимо, у него был опыт общения с сильными мира сего, да и себя он не числил среди малых...

И оценив риторический прием Князя по достоинству, от ответил столь же изысканным способом.

- Я думаю, Угодный Небесам, что правильнее всего будет спросить у него самого, - и, не дожидаясь ответа Князя, крикнул слепому музыканту. - Эй, ты, слепец с эрху, скажи, есть ли у тебя доблесть?

Слепец вздрогнул от неожиданного окрика, но быстро нашелся.

- Спасибо добрый господин, что обратились ко мне. Я думаю, что обрел свою доблесть когда потерял зрение. Теперь я не могу петь о том, что вижу вокруг себя - поэтому я каждый день упражняюсь с моей эрху, чтобы каждый, кто хоть раз услышит мою игру, вспоминал ее как самую искусную музыку в своей жизни. Потому что я служу своей эрху - а эрху кормит меня...

И пальцы его затанцевали на двух струнах причудливый танец, от которого эрху сначала рассмеялась звонким девичьим смехом, затем рассыпалась причудливой птичье трелью - и простонала холодным северным ветром...

Князь лениво обозначил аплодисменты, но было видно, что ответ понравился ему.

- Но теперь скажи, Мастер Фигур, в чем же твоя доблесть - и какова твоя награда за нее?

- Я служу лишь Богу моему и нет у меня другого господина и сама служба ему - награда. А доблесть моя радует меня и моих близких, когда я могу потешить свое человеческое тщеславие, возвысившись над кем-то, кого мог бы считать равным себе. Воистину, велика твоя мудрость, Князь Отмеченный Небесами, ибо ты указал на тщету в моей жизни. На жарком Юге говорят, что общение с мудрецом освещает жизнь. Благодарю тебя, Князь...

С этими словами чужеземец встал и низко поклонился Князю, благодаря за урок.

Князь был доволен и закипающий гнев его растворился без следа. Откинувшись на резную спинку нарядного стула, и переплетя пальцы на кругленьком животе, он благосклонно посмотрел на дикаря, умеющего признавать свои ошибки.

Он и сам был тщеславен и тщеславие его радовалось, что удалось красиво указать место дерзкому варвару с императорским приглашением - да еще на глазах всего двора. Не будь пришелец под защитой императорской грамоты, разве б посмел он спорить с владетелем Акамагасэки.

Даже какое-то теплое чувство появилось на лице Князя и он решил дать чужестранцу возможность сохранить лицо.

- А скажи, Мастер Фигур, как далеко простирается твое искусство? Мог бы ты, к примеру, вернуть глаза этому сказителю?

Пристыженный пришелец с готовностью ответил.

- Возможности моего искусства почти безграничны, но никто не может вернуть то, что было. Этот человек давно утратил зрение и прошел после этого долгий путь. Если просто вернуть ему то, что у него было, он не сможет пользоваться этими глазами...

- Другими словами, не можешь?

Видно было, что чужеземце было трудно сдержаться, но он сумел удержать на лице вежливое