Читать книгу - "Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов"

Чай… Стакан на столике возле окна, рядом — упаковка таблеток. Поезд? Да, он в поезде. Купе, верхняя полка. Выпил снотворное, чтобы уснуть пораньше.

— Крабат!.. Иди в Шварцкольм на мельницу! Не пожалеешь!..

— В Шварцкольме нет никакой мельницы! — не выдержал он. — И не было никогда. Мельница — в Хойерсверде, за лесом!

Открыл глаза, скользнул зрачками по густой вязкой тьме. Спрятались?

— И Крабата никакого не было. Не Крабат — Кроат, ясно? Полковник Иоганн Шадовиц, командир Глинского Кроатского полка, потому и прозвали. И мельницы никакой не было. Шадовиц никогда не служил в подмастерьях, он бежал из дому в двенадцать лет, записался в австрийскую армию…

Из темной глубины донесся негромкий смешок:

— Тебе так объяснили в школе? Не прячься хотя бы от самого себя, Крабат! От меня, как видишь, не получилось.

Видишь? Да, он видел. Тьма отступила, отдавая пространство. Невеликая комната, лавки по углам, он — на той, что рядом с окном. Стекол нет, деревянные ставни наглухо закрыты. В углу — бочонок (наверняка от пива!), на нем — плошка с сальной свечой. Огонек не желтый, не белый — синий.

— Сколько можно убегать, Крабат? Век? Два? Иоганн Шадовиц умер в 1704 году…^[16]

На Мастере — темный камзол с потертым шитьем, старая треуголка, тяжелая трость в левой руке. Таким его видели только на Рождество — а еще в тот летний день, когда на мельнице ставили новое колесо. Было очень жарко. Мастер поднял кувшин с вином, выпил в честь работников, остаток вылил на украшенный ветками обод….

Он помотал головой, отгоняя чужую память. Какое еще колесо?

Присел, повел плечами, разгоняя кровь.

— Я, между прочим, снотворное выпил. А по твоей милости придется просыпаться.

Бледные губы Мастера дернулись в усмешке:

— Зачем? Ты уже проснулся, Крабат!

* * *

— Ну не было никакой мельницы! Отец — учитель, дед тоже. И прадед. Сказку про Крабата выдумал Ганс Шигерт, наш лужицкий писатель. Хорошая книжка, мне в детстве очень нравилась.

— Он ее не выдумал. Крабат, твой отец, сам рассказал Шигерту эту историю. Порой молчание — слишком тяжелая ноша, ему хотелось поделиться тайной. Теперь Крабат — ты, старший в семье… Почему? Два с половиной века тому назад твой предок победил меня в честном поединке. Я ушел, а он стал Крабатом. С той поры никто не решился бросить вызов вашей семье. Ты — следующий в череде.

— Поединок? Там, кажется, была какая-то девушка, она должна была узнать своего парня…

— Нет, Крабат, все куда страшнее. Жизнь — не сказка. Не стоит об этом, старая кровь давно высохла. Я потревожил тебя не ради воспоминаний. Тебе велели передать… Велели напомнить.

— Сказку Ганса Шигерта?

— А ты подумай, почему больше двух веков никто не пытался вызвать на поединок твоих предков? Почему они были учителями? Почему полковник Шадовиц вернулся домой, в нашу глушь, а не остался жить в Вене? И почему уехал из дому ты? Уехал — и решил не возвращаться?

— Мне бы твои заботы, Мастер!

— Мне бы твое беспамятство, Крабат!

* * *

Кричать не пришлось. Отомар Шадовиц, давно уже ставший Мареком Шадовым…

(— Марек? Ты что, поляк?

— Я — сорб^[17].

— Сорб? Это фамилия такая?)

…проснулся сам — внезапно, словно от толчка. Пару секунд глядел в близкий гладкий потолок, потом вспомнил о недопитом чае. Вставать не хотелось. И жажда куда-то пропала.

…Поезд, купе, огоньки за окном. Все в порядке, все идет, как надо.

Сон не забылся, но вспоминать его не было никакой охоты. И не потому, что кошмар, ничего страшного в давней истории про мельничного подмастерья нет. Но нет и смысла. Байку про Вечного Крабата когда-то рассказал дед, всю жизнь посвятивший изучению сорбского фольклора. Старик был уверен, что Крабатом-Кроатом сорбы-лужичане из Бауцена и Радибора называли полузабытого языческого бога, чье подлинное Имя вслух поминать не след. Так ли это, не так — кто теперь рассудит?

И какая — Himmeldonnerwetter! — разница?

Деду повезло — умер в своей постели при нотариусе и враче в далеком 1917-м, в самый разгар Великой Войны. Через полгода погиб дядя (Итальянский фронт), через год, за месяц до Перемирия — отец (Западный фронт, Шампань)…

…Мать — в 1919-м, от тифа. Грета, младшая сестренка, в 1923-м, когда есть стало нечего. Почему он уехал?! Потомок учителей, не выдержав, сжал кулаки, хрустнул костяшками.

Тебя бы, sch-sch-scheisse, с такими вопросиками в 1923-й, когда брюква лакомством стала! Когда из всех лекарств денег хватало только на йод, когда стреляли под самыми окнами. Когда сестру в фанерном гробу хоронить пришлось!

…Гроб братья сколотили сами. Соседи одолжили лошадь — на погост отвезти. Кто-то сердобольный дал от щедрот две бутыли яблочного шнапса, дабы помянуть согласно обычаю. Опустевший отцовский дом отдали старшей сестре. Ей нужнее — муж-инвалид, да детишек двое.

Братья Шадовицы сели на берлинский поезд в маленьком тихом Бауцене. Новыми фамилиями, а заодно именами (менять так менять!), озаботились заранее, благо писарь в бургомистрате приходился им дальним родичем.

— Но почему — Марек?

— А чтобы немцем не посчитали, брат. Мы — сорбы!

Младший оказался не столь щепетильным…

С тех пор минуло много лет, менялись страны, документы, имена. Крабат, старая сказка, напоминал о себе только в снах. «Иди в Шварцкольм на мельницу! Не пожалеешь!..» Не было мельницы в Шварцкольме! Не было!.. У Мастера Теофила кладбищенский маразм в высшем градусе!..

Он успокоился. Кулаки разжал, выдохнул, закрыл глаза. Стук колес успокаивал, примирял с очевидностью. Все идет как должно, от одной станции до следующей. Нет никакой мельницы, и Крабата нет, и Отомара Шадовица, и даже Марека Шадова. Есть доктор Вольфанг Иоганн Эшке, просим любить, просим жаловать!^[18]

…Очки с простыми стеклами — в саквояже, на самом дне. Там же парик, несессер и прочие полезные мелочи. Докторишка-то его куда как старше! Отомар Шадовиц (которого здесь нет!) с 1910-го, а почтенный филолог-германист, если документам верить, еще прошлый век захватил. Кашляет, сморкается, да и со слухом не очень. Зато истинный ариец, пробы негде ставить.

Уже засыпая под колесный перестук, он зацепился памятью за некую странность. Мастер Теофил — почему? В книге Ганса Шигерта он просто Мастер — или Мельник.