Читать книгу - "Дикие карты. Книга 6. Туз в трудном положении - Джордж Мартин"

Тахион прошел через комнату и присел на корточки, опираясь ради равновесия на колено Полякова.

– Хоть раз в жизни брось эту роль загадочного русского. Прямо скажи, что тебе надо. Чего ты боишься.

Поляков внезапно схватил Тахиона за правое запястье. БОЛЬНО! Внутри разгорелся огонь, ринувшийся вверх по руке, растекшийся по всему телу, заставляющий кровь вскипеть. Пот покрыл все его тело, из глаз брызнули слезы. Тах упал на локти.

– НЕБЕСНЫЙ ОГОНЬ!

– Очень уместное восклицание, – сказал Поляков с невеселой улыбкой. – Вы, такисианцы, всегда так точны в выражениях.

Тахион вытер платком мокрое лицо, но слезы продолжали течь. Он проглотил рыдание. Русский хмуро уставился на него.

– Какого дьявола ты так?

– Ты не мог просто сказать мне, что ты туз? – обиженно вскричал Тахион.

Поляков пожал плечами, встал и вытащил из нагрудного кармана носовой платок. Тахион судорожно комкал в руке свой, промокший насквозь.

– В чем, черт побери, дело? Я лизнул тебя только язычком своего огня.

– А я – носитель вируса дикой карты, так что твой язычок мог его разбудить.

Тахион оказался в крепких объятиях. Он высвободился и шумно высморкал нос.

– Значит, сегодня день тайн?

– Давно?

– Год.

– Если бы я знал…

– Знаю-знаю: ты не стал бы укорачивать мою жизнь на тысячу лет своей скромной демонстрацией. – Тахион начал раздеваться. – Теперь я понимаю, почему тебя так интересует этот съезд.

– Дело не только в дикой карте, – проворчал Поляков. – Я русский.

– Ну, да, – бросил через плечо Тах, уходя в ванную. – Знаю. – Грохот хлынувшей воды заглушил следующие слова Полякова. – ЧТО?

Поляков с недовольным ворчанием зашел за ним в ванну, опустил крышку унитаза и сел. Из-за занавески душа Тах услышал позвякивание металла о стекло.

– Что ты пьешь?

– А ты как думаешь?

– Я тоже буду.

– Сейчас восемь утра.

– Значит, мы отправимся в ад пьяные – и вместе. – Тах взял стопку и, подставляя плечи под воду, стал понемногу пить водку. – Ты слишком много пьешь.

– Мы оба слишком много пьем.

– Это да.

– На этом съезде есть туз.

– На этом съезде целая дерьмовая куча тузов.

– Скрытый туз.

– Ага, и он сидит у меня на унитазе. – Тахион высунул голову из-за занавески. – Сколько это будет тянуться? Ты не мог бы поменьше осторожничать и хоть немного мне довериться?

Поляков тяжело вздохнул и уставился себе на руки, словно считая волоски у себя на пальцах.

– Хартманн – туз.

Тах снова выглянул из-за занавески.

– Чушь!

– Говорю тебе: это правда!

– Доказано?

– Есть подозрения.

– Этого мало. – Тах выключил воду и просунул за занавеску руку. – Полотенце.

Поляков повесил полотенце ему на руку.

Выйдя из душа, инопланетянин принялся растирать свои длинные медно-красные волосы, глядя на свое отражение в зеркале. Взгляд его остановился на шрамах левой руки и кисти, где врачи восстанавливали ему кости, раздробленные во время отчаянного спасения Ангеллик. Неровный шрам на бедре – след от пули террориста, полученной в Париже. Длинный шрам на правом бицепсе – памятка о дуэли с кузеном.

– Жизнь нас треплет, правда?

– А сколько тебе лет? – с любопытством спросил русский.

– В пересчете на периоды обращения Земли – восемьдесят девять или девяносто. Что-то около.

– Когда мы познакомились, я был молодой.

– Да.

– А теперь я старый и толстый, и меня гложет жуткий страх. Тебе так легко определить, обоснованы ли мои страхи или это просто заблуждение. Загляни Хартманну в голову, прочти его – и потом действуй.

– Грег Хартманн – мой друг. Я не читаю друзей. Я даже тебя не читаю.

– Я разрешаю тебе это сделать. Если это поможет тебя убедить.

– Отлично. Похоже, ты в панике.

– Да. Хартманн… это зло.

– Странное слово для такого приверженца диалектического материализма.

– И тем не менее оно точное.

Тахион покачал головой и, уйдя в спальню, выдвинул ящик и стал искать чистое белье. Он ощущал Джорджа у себя за спиной: тучное раздраженное присутствие.

– Я тебе не верю.

– Нет: ты не хочешь мне верить. Принципиальная разница. Что тебе известно о раннем периоде жизни Хартманна? Его путь по этому миру усеян цепью таинственных смертей и разбитых жизней. Его школьный тренер, его сосед по университетскому общежитию…

– Ну да, ему пришлось оказаться там, где творилось насилие. Это не делает его тузом. Или ты хотел бы, чтобы его осудили за совпадения?

– А как насчет политика, которого похищали дважды – и оба раза он сбегал при таинственных обстоятельствах?

– А что там таинственного? В Сирии Кахина восстала против брата и зарезала его. В результате мы сбежали. В Германии…

– Я сотрудничал с Кахиной.

– ЧТО?!

– Когда только оказался в Америке. Гимли тоже, этот несчастный дурень. И вот теперь Гимли мертв, а Кахина исчезла. Боюсь, что она тоже мертва. Она приехала в Америку, чтобы разоблачить Грега Хартманна.

– Если верить тебе.

– Тахион, я тебе не лгу.

– Нет. Ты просто говоришь мне ровно столько, сколько тебе удобно.

– Гимли об этом подозревал – и он мертв.

– Так это теперь Грег виноват в Тифозном Кройде? Гимли убила болезнь, а не Грег Хартманн!

– А Кахину?

– Покажи мне труп. Предъяви мне доказательства.

– А как насчет Германии?

– А что Германия?

– Там операцию возглавлял один из лучших агентов ГРУ, и он обратился в бегство, словно новобранец. Говорю тебе: им манипулировали!

– Ты мне говоришь! Ты мне говоришь?! Ты ничего мне не говоришь. Одни обвинения и инсинуации. Ничего, что подтверждало бы эти фантастические заявления.

– Ну, что тебе стоит его проверить? Прочти его и докажи, что я ошибаюсь!

Тахион упрямо сжал губы.

– Ты боишься! Боишься, что мои слова окажутся правдой. Это не такисианская честь и сдержанность. Это трусость!

– Очень мало кому было бы позволено сказать мне такое и остаться жить. – Тахион натянул рубашку и продолжил сухим, почти лекторским тоном: – Будучи тузом, ты должен был бы принять во внимание политическую обстановку. Предположим на минуту, что ты прав и Грег Хартманн действительно скрытый туз. Ну и что? Нет ничего подозрительного в том, что человек, имеющий политические амбиции, не афиширует свою принадлежность к диким картам. Это не Франция, где быть тузом – это высший шик. Ты осуждаешь его за то, что он хранит тайну, которую ты и сам не разглашал всю свою жизнь?