Читать книгу - "В трех шагах - Герман Иванович Романов"

должны быть полностью боеспособны к маю, а в июне уже воевать в Татарском проливе. Других таких у нас просто нет, а у японцев много легких крейсеров небольшого водоизмещения. Американцы помогают? Как с радарами дело обстоит, когда ставить начнете?

— Локаторы и радиостанции самолетами с Камчатки доставляют, к весне сделаем. На мониторы решено «бофорсы» поставить, чертежи разработаны — одинарные установки вместо 45 мм башен, и сдвоенные взамен 76 мм кормовых башен. Это можно будет проделать во время следующей зимы — спаренные установки «бофорсов» можно доставить исключительно транспортами, а северные Курильские проливы пока японцами перекрыты.

— «Дорога ложка к обеду» — надеюсь, слышали такую народную мудрость. На переоборудование сейчас есть время, а этим летом японцы первым же налетом могут отправить мониторы на дно — они просто не отобьются. А за Сахалин нам драться придется, жестокие бои там сейчас вовсю идут — остров японцам мы не сдадим, сейчас не царские времена и Витте нет. Ладно, решим проблему несколько иначе, и очень быстро. Я не нарком Кузнецов, у меня свои возможности имеются. А по каждому «чиху» с Москвой списываться, себе дороже выйдет, да и время зря упустим.

Кулик замолчал, поглядел на вмороженные в лед мониторы, на огромный корпус крейсера, стоявшего на стапеле — четыре года уже строился, и конца и края работам не видно. Хотя его еще не назвали «Каганович», что потом «Петропавловском» стал — он уже не раз говорил Сталину, что не стоит кораблям, как и городам, давать имена партийных вождей, ныне здравствующих. Хотя прекрасно понимал, что Клим, Вяче, «дедушка» и Лазарь очень недовольны тем, что в их честь боевые корабли именуют. Немцы и так перетопили уйму эсминцев с «говорящими» названиями, да и «Ленина» в Либаве уже сами подорвали в начале войны — за это командира и расстреляли. Но вопрос пока застыл на месте, хотя после удаления в 1957 году «антипартийной группы с примкнувшим к ним Шепиловым», крейсер «Молотов» станет «Славой». Прикол ситуации в том, что так звали наркома, что породило на флоте немало шуток — острословов всегда хватало.

— Будут вам пушки на все действующие корабли флотилии, и скоро, — после взятой минуты на размышление, Григорий Иванович твердо произнес, найдя выход из ситуации:

— Так что снимайте все башни, работы вести круглосуточно. А все необходимое доставим вам самолетами с Камчатки — там и «дугласы», и «летающие крепости» садятся. Не думаю, что американцы откажут мне в маленькой просьбе доставить все необходимое. Так что пишите перечень, в разобранном виде доставку организуем, нет у нас времени год ждать…

Вмерзшие в лед мониторы Сахалинской флотилии, построенные специально для действий против японцев в низовьях Амура и мелководном Татарском проливе. Строились долго, в строй вошли чисто формально с массой недоделок, а после августа 1945 года адмиралы не знали что с ними делать дальше — для плавания в морях совсем непригодны, для реки слишком большая осадка, да и само качество постройки отвратительное. У финнов с их броненосцами береговой обороны вышло совсем иначе…

Глава 4

— Не думал, что звезды и звание вернут, а оно таки случилось, — Смушкевич выглядел немного растерянным, получив от маршала Кулика пакет, на котором было несколько печатей из сургуча. Внутри оказались погоны генерал-лейтенанта авиации — две шитые золотом звезды, с голубой окантовкой по краю погона. Но главное там были две золотые звездочки героя Советского Союза, забранные у него при аресте, а одно это говорило о реабилитации. Хотя полностью в том уверенным было нельзя — с ним такие метаморфозы в жизни случались за последние полтора года, что теперь самому не верилось. Голос прозвучал хрипловато, подсел от волнения:

— Спасибо, Григорий Иванович. Честно тебе скажу — уже не думал, не верил, не надеялся…

— А зря, Яков, как видишь, удалось настоять. Хотя врагов там, — маршал настолько характерно дернул подбородком, что и без слов стало ясно, что хотел сказать, — врагов нажил немало. Дело ведь сам понимаешь, какое опасное — давать им против себя материалы нельзя. Хотя на меня самого расстрельное дело давно заведено, только пыль смахнуть им нужно, а там…

Маршал недоговорил, только кадык дернулся, словно судорожно сглотнул. Лицо мрачное, глаза красные от постоянного недосыпания, вид смертельно уставшего человека. Но взгляд тяжелый — чувствовалась решимость с суровостью, непреклонной волей. Однако прозвучавшие слова оказались неожиданными, не думал авиатор, что маршал о том скажет.

— Ты никак скоростной истребитель освоил, Яков — сам ведь прилетел в Хабаровск, и в Благовещенске еще приземлился. Как тебе самолет?

— Побольше бы таких, — Смушкевич моментально встрепенулся. — На И-185 даже Паша летать смог, хотя у него…

— Что осекся, Яков? Знаю я все — ему ведь барабанную перепонку разорвали, но как видишь, летать смог, как и ты. И зла на тебя не держит, иначе бы не говорил с тобой. А ведь не мог понимать, что рискует. Да и ты тоже, рискуешь многим. Но я тебе так скажу, прямо — пока я главком, вы в полной безопасности, только ваши полеты угрозой являются, если японцы собьют, или на огонь зениток нарветесь. Да не журись, нас сейчас никто не подслушивает — на охране мои егеря стоят, охотники, у них слух и зрение волчье. А наша встреча для многих объяснима — я не то, что с командующими армиями встречаюсь, с множеством командиров дивизий и полков говорю как с тобой, даже по кораблям порой хожу, и в небе летаю.

Кулик усмехнулся, достал из желтой пачки с нарисованным на ней верблюдом сигарету, закурил. Потом негромко заговорил, причем, не столько спрашивая, а вроде как повествуя.

— Тебя и других ведь Влодзимирский избивал резиновой палкой, вернее его костоломы. И показания в прямом смысле из вас всех «выбивали», и вы друг друга оговаривали. Да не дергайся — мою жену ведь на улице похитили, вроде как «потерялась» — ты ведь это знаешь, как и другие. Ее привезли в Лефортово и расстреляли там же, через четверть часа, без суда и следствия. А потом «всесоюзный розыск» объявили, для вящего надо мной издевательства, думали, что я не узнаю, как они ее пристрелили и в крематорий засунули. Видишь, что творят, ни стыда, ни совести. Ничего им прощать я не намерен — горло рвать буду, и кишки на голову намотаю.

Яков Владимирович окаменел