Читать книгу - "Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства - Александр Нерей"

— Спрашивай. Тайн никаких не будет. Если, конечно, экзамен сдашь. Но потом все новые знания в тёмную комнату с мембраной, и под замок. Через эту мембрану всё потихоньку просачиваться будет. В памяти всплывать. Так положено. А открывать её ни-ни! Постарайся не открывать подольше. Только в экстренном случае, какой у тебя по возвращению случится. Ведь случится? Ты же за этим прибыл? А потом всё на место, и снова под замок.

— А то что не разгадал три отрицательных Закона Вселенной, ничего? — напомнил я о своём дебюте, перед которым оказался вооружён знаниями из будущего, пригодившимися в настоящем «прошлом».

— Это в зачёт. Ты же ни при чём. Я… Будущий я ваньку свалял. А может, не свалял. Ведь сейчас уже знаю, что в будущем ты мне залпом ответишь, но опять проболтаюсь. Вот с какими проблемами боги… ходят по земной дороге. Ха-ха-ха!..

— Значит, я был прав? Вы… Ты Бог? Самый старший Бог? Провидение? — чуть не захлебнулся я от восторга.

— Стоп. Как это, «был прав»? Как это, «самый старший»? Что же такого было до твоего прошлого… Будущего посещения?..

Стоп-стоп-стоп. Умываю руки. Утром всё. Утром. Обещаю, что буду очень внимательным и благодарным… Э-э… Слушателем. Уже сам сомневаюсь, что какой-то Бог. Я дух. Пока дух. На это прозвище даю согласие. Уговор? Думай обо мне, как хочешь, а обращайся только так, — заявил Пещерный и испустил дух.

Пропал. Смутил меня новыми старыми знаниями и пониманиями, и убыл по своему духовному назначению. Пришлось знакомиться с пикавшей духовкой и замороженными коробочками, которые после «одухотворения» становились обыкновенными горячими блюдами. Увеличивались и распаривались, я так и не понял, как именно, но становились раза в четыре крупнее и очень горячими.

— Жаль, у вас мороженого нету, — пробурчал я вместо благодарности после того, как умял космическую курятину с пареными овощами и кубическими макаронами.

Всё это мне сготовила умная духовка, которую я сначала посчитал кухонным зеркалом для озабоченных красотой… Лучше сказать, неповторимой внешностью, путешественниц-инопланетянок. А когда потянул за боковую ручку и открыл, увидел нутро зеркального ящика с освещением сквозь мелкие дырочки на нержавеющих стенках.

Потом вымыл белоснежную керамическую посуду, а остатки упаковки засунул в бездонную мусорную корзинку, вмонтированную в стену.

То ли перенервничал, то ли переел, только после… Скорее, завтрака, чем обеда, завалился всем галактическим существом на диван и задремал.

Исследовали во сне мою голову, не исследовали, я не знал. Просто, валялся до… Не знаю до какого часа.

В общем, очнулся, умылся, и побрёл искать сферы с банановыми плантациями, яблонями и виноградниками. За фруктами пошёл, не зная куда, не взяв с собой ни мешка для сбора урожая, ни лукошка для подснежников. Скорее, в разведку пошёл, чем по грибы да по ягоды.

«Разрешили же. Значит, можно яблок захотеть. Пойду в турпоход по теллуриям, как мама Кармалия. Авось, не стану от их капусты синим козлёнком с коровьими глазками», — подбодрил сам себя и вышел из умной двери.

Лифт любезно открыл полукруглую дверцу, но сразу входить я не стал. Сначала оглянулся в коридор, чтобы хорошенько запомнить, откуда вышел в свет.

— Шестая дверь, — озвучил местоположение личных апартаментов. — Запомнить.

— «Запомнить» исполнено, — ответил лифт корявым и неестественным голосом, будто из мультика.

— Наконец-то есть с кем поговорить. Здравствуй, лифт, — поздоровался я, оправившись от испуга.

— Приветствие опознано, — доложил лифт.

— Космическая ступа ты, а не средство межгалактического общения. Хорошо, хоть, возишь людей, куда им нужно, — пожурил я инопланетную колесницу и шагнул внутрь.

— Критерий не опознан. Критерий не опознан. Критерий не опознан… — начал лифт издеваться и с места не двинулся.

— До голландцев тебе далеко. Вэлкамов от тебя фиг дождёшься. Давай меня в сад за фруктами, — сжалился я над убогоньким и попросил так, как нужно просить у машин.

— Критерий опознан. «За фруктами» исполнено, — заявил цилиндр, а сам остался стоять, как вкопанный.

Просто, закрыл дверь с одной стороны, а открыл её же с другой. Провернулся вокруг меня, и всё. Я точно стоял на месте. И пол под ногами стоял. Только-только вошёл, и ничего толком не успел, а этот Фортепьян вокруг себя повернулся и заново открылся. Всего и делов. И перед моими, ничего не понимавшими, глазками оказался точно такой же белый коридор, но не с комнатами или номерами, а с дверями многочисленных лифтов.

— Что ещё за отсек? И куда мне идти? — опешил я от очередной неожиданности, но потом скумекал, что сферы с разной природой огромные сами по себе, значит, никаких простых дверок к ним быть, конечно же, не могло.

— Для гость рядом дверь быть теле и картина, — огрызнулась говорящая ступа и захлопнулась.

— По-каковски их телек говорит? — запоздало спросил я, но получил очередную и бесконечную минуту молчания.

Делать было нечего, пришлось на свой страх и риск шагать к первой коридорной выпуклости – двери. Или, скорее, люку с небольшим экраном на стене, слева от него. Такие же экраны были около каждого входа, вернее, около каждого лифта.

— Здесь кто-нибудь по-русски разговаривает?.. А на Хань-Юе?.. На английском? Дуй-будуй? No-yes? Ну, и идите в лес. То есть, меня пустите в лес, — поговорил я по душам с дверью, но телевизор не включился. — Постукать его, что ли? Но у него же башки… Локоть! То есть, пропуск.

Вспомнив о пропуске с допуском, мигом представился, ткнув в спящий экран левым локтем.

— Пи-ик! — поздоровался мини-телевизор и включился.

На экране появился красочный пейзаж из пустыни с пальмовым оазисом или, скорей, с несколькими оазисами.

«Только недавно из Омана. Ничего вкусного. Пойду к следующему», — раскритиковал я увиденное и поплёлся к следующей дверце.

Так обошёл горную или альпийскую сферу, как у Стихии, потом дремучую лесную с высоченными хвойными деревьями, потом какое-то болото. В общем, только с пятого или шестого раза наткнулся на отдалённое подобие Краснодарского края с круглыми грядками-полями с сельскохозяйственной, а, может быть, дикой растительностью.

Стал напротив двери лифта, потому что не придумал никакого другого способа его открыть. Открылся, любезный, никуда не делся, но молча.

Когда вошёл в кабину, зажмурился, на всякий пугающий случай, но вспомнил, что у Стихии не видел никаких животных, пасущихся на лугах с низкорослой травкой.