Читать книгу - "Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен"

достойное наследство, чем и занимался, например, загорелый юноша в отливающем золотом паланкине, даря направо и налево улыбки и заверения в своей благонадежности в случае победы в выборах. Нескончаемый шум и гам проникал сквозь отгороженное сознание Йома, мешая ему сосредоточиться на восстановлении сил. Он ощущал, как его обозревают свысока, подобно зверушку в клетке, выкидывая словечки «о цене этого аборигена», посмеиваясь над его коротковатыми руками и низкорослостью. Но даже этот шум ни шел ни в какое сравнение с царившим внутренним движением на островах. Отойди чуть дальше в лес – и все стихнет, словно и вовсе не было человека. «Отличное место для упокоения Олейна и всей его собачей своры», – подумал Йом.

Рано смеркалось, сказывалась близость Мерзлых Земель. Эта мысль позволила Йому хотя бы примерно определить, что он где-то в южной части Севергарда. Так что же это за отшиб? Ни технологий, ни городов, одни деревни да масса извергов-садистов, словно их согнали сюда как в «отвальный мир» – подумал Йом. Хотя наползающая покрывалом на остров тень и тишина ночи впечатляла, она одновременно внушала некий страх неизвестности. Рабы с далеких земель так же по-примолкли, вглядываясь в ночное небо, озаряемое непонятными белыми сгустками облаков. На имперских островах постоянно что-то происходило, кто-то куда-то спешил, где-то шумело, скрипело, взрывалось, трещало или заунывно подвывало, но здесь застыло невозмутимое молчание природы. Городские стены растворились во мраке, а дороги и кроны лиственниц обогревали лунные всполохи. И эта молчаливость безветренных гор, деревьев и ручьев, где слышится биение собственных сердец, пробуждало забытое внутри беспокойство. Казалось, вот-вот что-то произойдет, но на небе просто собирался дождь, а вдоль каменной дороги у отвала вдалеке брели носильщики и пастухи со стадами. В нос бил цветочный аромат набухающих роз. Йом поглядел на землю подле решетки – пахло секвойей. Ему был знаком этот запах с детства, когда мать носила его на руках в отчий сад. «Кажется, то было в Горне или Мире» – Йом напряг память, но в голову лезла всякая чушь. Он был единственным выходцем из аристократии в парящих кинжалах, не считая одного из мастеров, но мастера ордена – это не совсем орден, в чем он убедился на примере Неизвестного, чья политика нередко шла в разрез с непосредственными интересами клана. Мать бежала из замка с ним – внебрачным сыном. Как выяснилось, брат лорда Южного Крондира завалился после попойки в спальню, а поскольку те были близнецами, то она и не отличила его от мужа. Проблемы начались, когда родившийся ребенок не походил на отца, а она узнала, что муж в тот вечер не покидал гостевой залы. Йом же узнал об этом на смертном одре матери, которая настоятельно молила его не заявляться в Крондир. Теперь бы выяснить, там он или нет? По описанию матери, остров походил на него, но горы были недостаточно велики, чтобы скрываться в небе. Да и сама обстановка некоего захолустья, а там то крупные города. Йом посмеялся над своей сообразительностью. У стенки клетки валялись сушеные ветки секвойи. Она и не могла расти в столь засушливом климате. Разве что, где-то в глубине острова. Да и просветителей в Крондире не жаловали, и рабство отменено. Нисходящая плоскость острова предоставляла глазам вид на залив и мелкие точечки – прибрежные скалы, от которых отправились на дно не мало кораблей. С обратной же стороны подъем сглаживался, переходя в множественные плантации и разнородные леса. Легким приятно и легко дышалось. «Уж чего не доставало – так это комфорта» – подумал Йом. Здесь он быстро засыпал, то ли от того, что пахал как лошадь, то ли от того, что расслаблял душистый воздух. На Цепях, Безымянном и Скалах то и дело тебя скручивало от вони, тошнотворных выбросов и затхлой воды. В Темплстере, дела, конечно, обстояли куда лучше. Не дай бог кто-то нарушит расписание выбросов, над городом выстроено Поднебесье, а с ним – никто не хотел иметь проблем. Но здесь он словно впервые ощутил каково оно – дышать. Не прогладывать, с застрявшим комом в горле, химическую смесь, то и рвущуюся из легких с содержимым желудка, а спокойно пропускать в них насыщенную цветочным благоуханием природу. Приступы головокружения проходили, настроение становилось более ровное, омрачаемое лишь появлением надзирателей или просветителей.

Дни сменялись, он пообывыкся и вовсе не чувствовал себя в заточении или, уж не дай бог – в рабстве. Бычье здоровье и без того крепло. Подобной скорости выздоровления он не мог ожидать в душных районах Безымянного. Оно же позволяло отрабатывать дневную норму без особых усилий. Они возили в повозках от морского порта меж горных хребтов до пригородов шпалы, бетонные смеси и какой-то плавленый метал в чанах, из которого, как он услышал однажды, готовили сваи для Поднебесья. Их переводили из района в район, и так у него постепенно складывалось впечатление о размерах городов, масштабах острова, количестве населения и расстановке сил. Его перевели в элитный отряд строителей, другим рабам он времени не уделял, да и здесь, в этом отряде к ним относились с должным снисхождением. Элитным рабочим полагалась отдельная стоянка с жилищами и обособленные места работы.

Он оттачивал навыки, научился плавить и ковать оружие, стал подмастерьем, ему даже давали небольшую ссуду за обучение боевому искусству других рабов, которых потом продавали в качестве господской охраны. На время тренировок их переводили ближе к холмам. Там он и заметил, что на возвышенностях всюду располагались сигнальные башни. Работа велась непрерывно, к вечеру их плотно кормили креветками, оливками, капустой, рисом, запивали кислым компотом. После имперской похлебки с прессованными хлопьями да дорожной травой, перемешанной с хлебом, настоящая еда казалась райским наслаждением. Тут тебе и соль, и сахар, и выжимка из ягод раз в неделю. Лишь бы работал. Трудишься – и кормят соответствующе. Метка много сжирала, но в порциях он ограничен не был и ел за двоих, работал за троих, умудряясь при этом набирать мышечную массу и не терять бодрого расположения духа.

Его впечатляла эффективность рабовладельческой системы, и он всерьез задумался об ложном устройстве мира в Севергарде. Здесь тебе ни мятежей, ни бунтов, ни перебоев в работе, ни голодомора, ни войн. Пусть нет свободы, да и что с того? От нее больше вреда, нежели пользы, к тому же, тот, кто захочет ее добиться, просто поднимается по иерархической лестнице и обретает то, чего желает. Рабы вечно жаловались на минувшую жизнь, Йому же они казались ноющими животными, не желавшими работать. Того же мнения были и другие члены элитного отряда, о чем они и говорили за кружкой браги. Пусть, их не впускали в город, пусть непрерывно стража следила за каждым шагом, но они приобретали полезные качества, которые окажут существенную услугу впредь. «Разве, что комфорта мало», – снова подумал Йом, разваливаясь на жесткой подстилке и устремляя взор на звезды. «А еще здесь видно звездное небо, в существование которого в Севергарде даже и не верят». Да и во что можно верить в стране упадка, кроме как в смерть?

Их уже не сажали в клетки, выделяли глиняные домики и лачуги. Масла от загара. Ему все не терпелось увидать Медварда собственными глазами. Рабы, что в кандалах остерегали весь их отряд, что докончат они строительство, и «его с товарищами» продадут на первом же лоте с аукциона. «Чего не вякнешь от зависти» – пробормотал Слепец, ставший Йому верным другом. Он всюду волочился за ним, повторял его движения, был моложе почти на семь лет, и исполнял безукоризненно все личные поручения.

Как бы пародируя Йому он не обладал наигранностью чувств или желанием привлекать внимание. Он был превосходным учеником и моментально овладевал неизвестным ремеслом. Порой Йома шокировало как быстро тот усваивал приемы ведения боя и фехтование. Занимались им они, естественно, вдалеке от чужих глаз и ушей, часто в перерывах между обучением иных «новобранцев». Да и на лицо он был красавец, загорелый мускулистый, подтянутый, широкоплечий, с ангельски-красивым голосом, так очаровывавшим девушек. У Слепца был каллиграфический почерк, и вообще, для своих лет он был невероятно грамотен. Он нередко читал стихи о пылающих розах, как именовали в его доме – Лучезарном Холме молоденьких женщин. Лучезарный Холм находился неподалеку от Империи Солнца. Роскошное вино,