Читать книгу - "Отражение мертвой любви - Максим Юрченко"

Первые несколько минут я не мог поверить в случившееся. Она жива. Стоит передо мной, как ни в чем не бывало. Словно ничего не случилось. Поводок обмотал ее правую руку, и каждый раз, когда собака хотела куда-то побежать, я видел на лице Евы легкую гримасу боли. Закатав рукава пальто, она показала перевязанные запястья. В одном месте проступила капелька крови.

— Плюс несколько шрамов к той доброй сотне, что уже есть.

Идя по мосту, возле пруда, краем глаза я видел детей, играющих с мамами, пожилых людей, занимающихся зарядкой, но взгляд был прикован только к ней. Я боялся потерять ее. Казалось, что если я хотя бы на секунду упущу Еву из вида, то она исчезнет навсегда.

— Зачем? — спросил я

— Ты действительно хочешь знать?

В Еве что-то изменилось. Я не мог уловить точно. Казалось, что некая стена, не подпускающая к себе ближе, рухнула. В лице больше не было той злобы и безразличия. Выдыхая пар из чувственных губ, впервые не накрашенных темной помадой, она смотрелась как вполне нормальная женщина.

— Мне нужно знать.

— Мне это было нужно, — Ева задала встречный вопрос.

— Нужно?

— Да. Я хотела осознать, что это такое. Что она чувствовала в тот момент, на секунду она замолчала. — Мама…

— Ева, ты перерезала руки лезвием кинжала на глазах у десятков людей, и облила их собственной кровью.

Наступая ногами по целине первого снега, она шла вперед, спокойная, собранная. Роберт плелся в метре от нас, обнюхивая все до чего могла дотянуться его морда. Наверное, со стороны можно было подумать, что мы абсолютно нормальная пара, выгуливающая собаку.

Но это не так… Далеко не так.

— Кирилл, я уже много лет искала центр своего круга. Линия жизни плелась извилисто, меняя векторы направления, но никак не могла замкнуться. Мне всегда казалось, что вокруг меня слишком много лишнего пространства и всю жизнь я пыталась его чем-то заполнить, — Ева дернула поводок на себя. — Разными вещами, Кирилл.

Посмотрев на часы, я понял, что на работу я так и не попаду. Плевать. Главное она рядом со мной. Живая.

— И что все это значит? — спросил я.

Ева остановилась, повернулась ко мне лицом и кончиком пальца прикоснулась к родимому пятну на подбородке. Некоторое время она внимательно рассматривала изображение дельфина, словно искала ответа на загадку.

— Что такого в этом пятне? Почему ты так разглядываешь его?

— Ты действительно не помнишь, Кирилл?

— Не помню что?

— Сидя у тебя на кухне, изливая душу друг другу, ты говорил об отце и о том, что он виноват, но в чем, так и не закончил.

— Причем тут это?

Я сел на скамейку возле пруда, согревая руки теплым дыханием. В голове крутились кадры прошлого. Я в больнице, потерянный, опустошенный, ищущий ответы на вопросы, почему это случилось именно со мной? Почему я не такой как все? Почему мама плачет, каждый раз после того, как уложит меня спать!

— В чем ты винишь отца, Кирилл? — Ева села рядом.

С закрытыми глазами я перенес себя в ту мрачную палату, где был потерянным, слабым ребенком, кричащим от галлюцинаций.

— У меня был друг.

— Какой друг, Кирилл?

— Девочка. Вся в порезах и ссадинах. Ее лицо все время было перевязано бинтами. Врачи не разрешали снимать с нее смирительную рубашку, боялись, что она может вновь навредить себе. Я до сих пор помню ту атмосферу страха, и до ужаса пугающих людей в масках, пичкающих меня таблетками. Я был один. Боялся. Маленький мальчик в огромном помещении, с незнакомыми людьми.