Читать книгу - "Мекленбургский дьявол - Антон Перунов"

Половина ратников осталась в спешно восстанавливаемой крепости, гарнизон которой я очень уж оголил, а вторая во главе с воеводой прибыла в Кафу.

– Спасибо тебе, великий государь, что дочь мою из плена освободил, – с чувством сказал он. – Отныне и довеку буду за тебя Бога молить!

– Не за что, – отозвался я. – Надеюсь, боярышня здорова?

– Слава богу.

– Вот и хорошо. Полагаю, ты ее домой отправил?

– Покуда в Азове оставил с несколькими холопами. Так уж случилось, что дом мой пустым стоит. Жена померла еще в тот год, как Аленушку татары утащили. Сыновья выросли и разлетелись кто куда. До сей поры один я как перст жил. Грешным делом, думал, в последний поход иду, чтобы честную смерть принять, а оно вон как обернулось. Стало быть, поживу еще. Есть зачем.

– Не торопись, – похлопал я по плечу старого вояку. – Туда всегда успеем. Будешь дочку замуж выдавать, не забудь на свадьбу позвать.

– Где уж теперь, – помрачнел воевода, заставив меня спешно сменить тему для разговора.

– Теперь к делу. Я так понимаю, ты бойцов пешими привел?

– Истинно так, государь. Я рассудил, что ладьи не больно для лошадок подходят, и велел оставить их у наших. Единственно, велел седла с упряжью с собой взять.

– А вот это правильно! Коней тут в большом избытке, так что безлошадными не останетесь. Я распоряжусь, чтобы вам лучших дали. Что с доспехами?

– По-разному, – уклончиво ответил Иван Гаврилович, – панцири мало у кого есть, все больше тягиляи, а кто и вовсе в овчинке…

– Этого добра у нас тоже хватает. Возьмете в арсенале, и чтобы снарядились не хуже, чем моя избранная тысяча. То же касается сабель и луков. Кто умеет – пусть берут. С пистолями тут похуже, но и они есть.

– Благодарствую, государь, – поклонился обрадованный воевода. – Ото всех наших ратных.

Понять его можно. Хороший доспех из кольчуги и шлема плюс булатная сабля да боевой конь в придачу стоят как иная деревенька. Так что даже если откликнувшиеся на зов дворяне больше ничего в походе не добудут, и то не зря сходили. А добычи ожидается немало.

– Пойдете в корволант, сиречь ертаул^[25] к Михальскому. Ему приказано собрать здесь, в Кафе, летучий полк не меньше чем в тысячу сабель, лучше – конечно, больше, но тут уж как получится. Всех, кого можем, туда пихаем: и драгун, и рейтар, и казаков, и черкесов. Вот ты сам и твои две сотни к нему под начало встанете.

Воевода было дернулся, желая начать судить, нет ли тут порухи его чести, но заметив, как мгновенно потяжелел мой взгляд, тут же вспомнил о запрете местничества. Выдохнул и молча склонил голову.

– Мастера копейного конного боя среди твоих дворян есть?

– Пара удальцов найдется, – как-то не очень уверенно отозвался Бобрищев-Пушкин.

– Этих выдели особо и Михальскому доложи. Коней им выдать самых сильных да резвых. Пусть остальных обучат по мере возможности. Надобно хоть несколько десятков копейщиков для первой линии собрать, крепко бить смогут.

– Понял, государь. Спроворим. Я ино в старопрежние года и сам на копейцах в поле бился.

– Тем лучше. Тогда сам и возьмись. Вернусь из похода, лично спрошу! Не оплошай!

Еще одним сюрпризом стало появление Первушки Анциферова, робко выглядывающего из-за спины остальных прибывших.

– Ты только посмотри, какие люди к нам пожаловали! – воскликнул я, когда дошла очередь до дьяка.

– Виноват, ваше величество! – без лишних прелюдий рухнул на колени бывший наставник царевича. – Вели меня казнить, ибо мне жизнь не мила!

– Легко хочешь отделаться! – строго посмотрел я на согнувшегося в три погибели Первака.

– Все приму – дыбу, плаху, узилище, токмо не вашу немилость!

– Угу, но желательно в июле и желательно в Крыму! – не смог удержаться я от усмешки.

– Так август же? – немного приподнял голову дьяк.

– Ты мне лучше вот что расскажи: как ты, сукин сын, ухитрился царевича проворонить?

– Виноват я кругом, – повинился Анциферов. – Думал, что государь Дмитрий Иоаннович умаялся да спать лег, да и сам прикорнул ненароком. А как проснулся, их с Петькой и след простыл. Кинулся в погоню, да где там! Караван ваш ушел уже.

– И что же ты делать стал?

– Да что ж тут поделаешь. Отписал боярину Вельяминову, что приключилось, да и отправил. А сам подумал, пока меня в железа не заковали, что двум смертям не бывать, нашел лодочку малую, да и поплыл следом за вашей царской милостью.

– Ишь ты!

– Рассказать не смею, – продолжил приободрившийся Первушка, – сколько горестей я на сем пути претерпел. Глад, холод, а пуще всего муки совести. Денно и нощно молился я Пресвятой Богородице, чтобы помиловала меня грешного!

– И как?

– Трижды грабили меня лихие люди, дважды хотели похолопить, из ества было лишь то, что Христа ради пожалуют…

– Понятно. Дальше что делать думаешь?

– Что бы ваше величество ни повелели, за все возьмусь!

– Ладно. Найдется тебе дело. Найдешь боярского сына Михаила Рожкова. Под его опекой находятся дети, из полона освобожденные. Примешь их у него, будешь за них отвечать. Накормишь, напоишь, обогреешь. И помни, случится что с ними, спрошу за все сразу!

– Все сделаю, – часто-часто закивал дьяк. – Жизни не пожалею!

– Ладно, ступай. Хотя погоди… шахматы потерял, поди?

– Нет! – расплылся в улыбке Анциферов. – Уберег! Как меня не били – не отдал!

– Ну, иди уже. Дети ждут, – махнул я рукой, после чего обернулся к Михальскому. – Как ты думаешь, сильно врет?

– В меру, – пожал плечами телохранитель.

– Тогда ладно. Все-таки хорошо, что я дочку воеводы отослал. Не представляю, как бы я ему в глаза смотрел, если бы…

На это Корнилий ничего мне не ответил, лишь высоко поднял брови, как бы показывая, что в этот раз Господь отвел.

Еще одним крайне необходимым мероприятием стало торжественное богослужение в честь Успения Пресвятой Богородицы, которое по моему приказу все же провел здешний митрополит Серафим, а вместе с ним все священники, которых только смогли собрать люди Михальского. Получилось, может, и не так благолепно, как в храмах Московского Кремля, но большинство из присутствующих и такого не видели, а потому прошло все весьма торжественно и душевно.

Потом, как водится, был пир, но перед тем выплата наградных. Все имевшиеся налицо ратники от казаков до матросов и даже только что прибывшие тульские дворяне получили по рублю и двенадцать алтын серебром. Местными монетами, разумеется. По весу. Начальным людям, конечно, больше в зависимости от чина и звания.