Читать книгу - "Новый путь - Валерий Большаков"

Позванивавший голос Дюхи пульсировал в лад с незримыми токами, что струились по тесному купе, касаясь оголенных душ.

Свидетели нежной приязни затихли, даже Изя молчал, неуверенно приглаживая свои кудри, непокорные, как пружинки. Марк Аронович смотрел на Андрея с задумчивой, немного печальной улыбкой, а Настино горло сушила духота.

— Зачет! — порхнуло из коридора.

Тимоша выпрямилась, взмахивая мокрыми ресницами, и словно отпустила тихое эхо:

— Зачет…

Колени у Дюхи дрогнули, моментом сбрасывая напряг, и он обессиленно рухнул на диван.

«Блаженны влюбленные…»

Чудилось, даже колеса выстукивали в ритме сердца, укачивая вагон. А за окном все те же деревья прятали горизонт за графичным узором ветвей, все та же зябь отливала липкой чернотой, да взблескивала лужицами в бороздах.

— Станция Невель! — протяжно объявила проводница. — Стоянка пять минут!

Тот же день, вечером

Ленинград, улица Севастьянова

— Дети, в гостинице ведем себя культурно! — возгласила Циля Наумовна. — И организованно!

«Дети» захихикали, смешливо переглядываясь. Ну, классная, как скажет что-нибудь! Малышами бы еще назвала…

Я улыбнулся своему призрачному отражению в автобусном окне. Соученики плохо держали равновесие между детством и взрослым естеством, изо всех сил понукая неспешное течение жизни. В их возрасте это простительно…

— Мишенька, — Настя прижалась сбоку, обнимая мою руку, — спасибо тебе большое-пребольшое. Все та-ак здорово!

Я внимательно посмотрел в карюю невинность.

Поезд прибыл на Витебский вокзал в семь вечера, и нам подали красно-белый «Икарус», чтобы довезти до гостиницы. Тут-то сестричка и совместила коварство с проворством — опередила Хорошистку, заняв вакантное место со мною рядом, и сидит, довольная…

— Что, выжила Инку? — побрюзжал я для острастки.

— Ну, прости! — заныла Настя, тиская рукав.

— Она тебе так не нравится?

— Та не верю я ей. Притвора твоя Инка!

— Думаешь?

— Ага!

— Чучелко ты мое… — вздохнул я.

— Ага…

Мотор автобуса заурчал мощнее, и повлек коробчатый «Икарус» по Загородному проспекту.

— Поехали! — радостно пискнула сестренка.

Водитель выключил свет в салоне, и мое отражение в стекле пропало, не застя больше вечерний Ленинград.

Город на Неве принарядился к «октябрьским» — знобкий ветерок полощет красные флаги и качает растяжки с профилем Ильича. В свете фонарей и витрин снуют ленинградцы, спеша домой или в магазин. Над толпой клубится и тает легчайший парок — чудится, что это вьются людские ожидания.

И ведь они оправдаются, эти простенькие житейские надежды — Романова не зря зовут «хозяином Ленинграда». Одних новоселий сколько — сто миллионов вожделенных метров сдадут за две пятилетки!

Григорий Васильевич крут и не замаран, вот и тужатся вражинки, мажут дерьмом собственного сочинения. Бесятся от изврата мозгов, редиски. Иначе, как «Гэ-Вэ», градоначальника не именуют, намекая на известную субстанцию.

А кораблик на шпице Адмиралтейства плывет…

— Миш, приехали! — пихнула меня Настя острым локотком.

В салоне «Икаруса» зажегся свет, но неоновая вывеска «Гостиница „ТУРИСТ“» сияла ярче.

«Приехали…»

Облегченность бытия, поднимавшая мне настроение последние сутки, заместилась нервозностью. Возвращалась былая опаска, былой напряг. Плеснуло раздражением — все люди, как люди, экскурсия у них! У одного меня — операция…