Читать книгу - "Этап - Константин Бояндин"

...Он подумал вначале, что крепко головой приложился – ну, отбросило его той машиной, но не задавило. Поднялся – все при нем было, и сумка с покупками, и аккордеон, и трость, и губная гармошка. Да и мундир не пострадал, запылился только. Дядя Миша поднялся, недоумевая, отряхнулся, да и пошел.

Город вроде был тот же. Однако тот, да не тот. Дома малость не те, люди другие. Ощущение другое от всего.

Паспорт Михаил Петрович всегда носит с собой, привычка. Открыл его, когда стал интересоваться, все ли с собой. Мать честная! Фото его, а фамилия другая. Семенов Михаил Петрович. Никогда он Семеновым не был. Вот тут Михаил Петрович и подумал, что с головой что-то стряслось. Думал, думал, а ноги сами вынесли к углу магазина, к «народным торговым рядам», где все больше бабушки.

Сел, и заиграл. Так задумался, что сам не заметил. Сидел, играл, и только после третьей песни понял, что слушательницы молчат, и смотрят на него... в общем, с обожанием.

– Вот спасибо, – самая старая из них подошла и расцеловала. – Никогда такой игры не слышала. Звать-то как? Лицо вроде знакомое, а не помню тебя.

Михаил Петрович назвался – по инерции, Семеновым, чтобы, значит, с властями конфуза не было. Честно сказал, что сам не помнит, откуда здесь. Его проводили – по указанному адресу не было такого дома. Просто не было.

– Ладно, – потянула его за рукав та самая старушка, которая расцеловала, баба Лена. – Идем ко мне. Вижу, что мужик разумный, шалить не будешь. А завтра поищем что-нибудь.

Но «завтра» оказалось немного не таким, как все думали. Михаил Петрович вышел, рано поутру, к тому самому магазину, к тем самым рядам. Заиграл, тихонько, вспоминая и перебирая мелодии, прежде, чем понял, что творится что-то неправильное. Что кругом крики, беготня.

Творилось что-то несусветное. Бегали чудища, с волчьей или собачьей, черт их поймет, головой, рвали на части всех, кого могли поймать. На его глазах разорвали милиционера – тот пытался отстреливаться, но пули чудищам были нипочем.

Михаил Петрович поднялся, осознавая, что это тоже бред, но, похоже, в этом бреду его самого сейчас сожрут. Встал, но так и продолжал играть «На сопках Маньчжурии» – раз было остановился, хотелось кинуться на помощь – хотя понимал, что не сдюжит, чудища были страх какими сильными. Остановился... и понял, что чудища, трое или четверо, обернулись и посмотрели на него. Как на еду посмотрели. И... пальцы сами продолжили играть, растягивать и сжимать меха. Чудища уже подбежали к нему, стояли рядом... и не видели человека, похоже.

Одна из давешних бабок сидела, забившись в угол, и крестилась, закрыв глаза. Михаил Петрович осознал, что да, чудища его отчего-то не замечают. Может, из-за музыки. Может, нет. Он подошел поближе к тому углу, где сидела бабка и приказал:

– Отставить, баба Дуня! Ну-ка, подъем! Идем, идем!

Она не сразу открыла глаза. А потом, когда открыла, тоже обратила внимание, что их с Петровичем никто из чудищ не видит – и не трогает.

– Пока не видят, надо уходить, – пояснил Михаил Петрович. – Где у вас тут укрыться можно?

– В школе есть бомбоубежище, – указала баба Дуня, вцепившись в его локоть. По совести, это сильно мешало играть. – Ох, господи, да что же это!

– Не цепляйся, – посоветовал Петрович. – Идем.

По дороге глазастая баба Дуня увидела других своих товарок – они прятались, кто на подвальных лестницах, кто еще где, но ясно было – и там найдут. Так и рос его небольшой отряд. Непонятно, на каком расстоянии действовала музыка, но шагов на десять точно. Бабки удивительно быстро взяли себя в руки – может, и в том тоже заслуга музыки, кто знает. А может, дело в том, что все они знали еще, что такое война. Так или иначе, а они шли, и пара парней, которые включились в «отряд», уже делали вылазки – когда видели кого-нибудь, выбегали, хватали под руки и тащили к остальным.

Когда дошли до школы, с Михаилом Петровичем шло двадцать пять человек, из них семь тех самых вчерашних бабок.

Ключей от бомбоубежища поблизости не оказалось, а вот в школу вошли. Там никого не было – видно, кто мог, те удрали. Петрович и его отряд шли и шли, уже подыскивали комнату с дверями попрочнее, и вдруг из-за угла выбежало чудище.

Все было бы ничего, если бы одна из девочек не завизжала. Чудище явно понимало, что рядом что-то есть. но отчего-то не видно! Оно пошло прямо к людям, и кто знает, что было бы, если бы наткнулось на них?

Петрович ударил его тростью. У трости был серебряный набалдашник, ударил прямо им. Должно быть, что-то вспомнилось про серебро. Ударил крепко, со всей силы, рискуя сломать трость. Но чудище, неожиданно для всех, рассыпалось в пыль. С первого же попадания.

– Тьфу ты, нечисть, – сплюнул Петрович. – Так, парни. Ищем, где можно закрыться. Нужны железные двери.

В итоге нашли – тир, ключи от него были брошены, видимо, уборщицами.

– Так, бабоньки, – Михаил Петрович обвел всех взглядом. – Мы с парнями сейчас пойдем, еще кого-нибудь найдем, кто выжил. Остальным запереться здесь и сидеть тихо! Мы постучим вот так, – изобразил, как. – Ясно?

– Ясно, Петрович, ясно, – отозвалась баба Дуня. – Будем сидеть тихо. Храни вас господь!

...Они спасли еще сорок человек. Больше уже не получалось, чудищ бегало жуткое количество, становилось все больше. Хотя музыка и помогала, становилось опасно выходить и входить. Сам Михаил Петрович, вместе с тремя парнями, самому старшему из которых было двадцать, обошли всю школу, на всякий случай. Никого не нашли. Когда стало ясно, что следующая вылазка может заманить в школу десятки этих тварей, приняли решение держать оборону, на рожон не лезть.

То, что Глафира, покойная, как думал Михаил Петрович, жена сидит вместе с другими бабками, он заметил не сразу. Передал командование молодым – среди которых были участники войны – и сел, отдыхать. Не верилось, что все это происходит, все равно не верилось. Не разрешает такого диалектический и прочие материализмы.

Она сама подошла к нему.

– Миша?! – она посмотрела ему в глаза, и Михаилу Петровичу стало не по себе – едва сил хватило подняться. – Мишенька, родной... – и заплакала, обняв его. Так и стояли – все остальные притихли – а Глафира никак не могла прийти в себя, и успокоиться.

Что, в общем, неудивительно.

– ...Все время здесь просыпаюсь, – рассказывала Глафира чуть позже. – Точно ведь помню, что померла, что ты лекарство приносил, что за водой пошел. И вот я тут, и ты здесь! Миша, неужели так бывает?

– Сам не знаю, Глаша, – улыбнулся он. – Выходит, бывает.

Они сидели, говорили, и остальные уже немного успокоились – были уверены, что с чудищами справятся, и придут потом ко всем на помощь.

Глаша исчезла первой. Михаил Петрович опешил, оглянулся – куда делась?! – и тут исчезли остальные. Не одновременно, в течение нескольких секунд.

Он не успел ни удивиться всерьез, ни напугаться. Вспыхнул яркий свет, дыхание перехватило... и Михаил Петрович оказался в избе – незнакомой избе, сидел на скамье в дальнем от печи углу.