Читать книгу - "Имя нам - легион - Александр Сивинских"

– В прятки решили поиграть, – сказал Генрик. – Ладно. Все равно условия мы диктовать будем, – и приказал: – Четвертый взвод! Сканеры – на тепло и запах!

Тем временем начали прибывать основные силы хонсаков. Они выплескивались из раздутого чрева кляксы колышущеюся, многоногой мраморной массой – раз, другой… десятый. Действовали они очень слаженно, подчиняясь или командам, или заранее обговоренному плану. Сперва двигались авангардные, совсем уже изменившие окраску, хонсаки: подымались из зарослей, быстро перебегали на несколько метров вперед, снова опускались. Затем их маневр повторяли первая волна прибывших, потом вторая, третья и все последующие. За считанные минуты они преодолели практически все расстояние, разделявшее нас. До прямого – лоб в лоб – столкновения с людьми им осталось теперь метров сорок, не больше.

Легионеры уже не особо и прятались: большинство, так же как и я, стояли на одном колене, вскинув карабины к плечу.

– Страшно, Капралов? – спросил меня кто-то, кажется, Волк.

– Непонятно, – отозвался я. – Психическая атака, что ли? Неужели они не видят нас? А транспортеры?

– Видят, конечно, только как опасность не воспринимают. Наверное, не приходилось еще сталкиваться. А средств массовой информации у них пока нет. Вот и прут напролом. Ну, сейчас мы им устроим!

В этот самый момент все и началось.

Бамбуки вдруг задрожали, заныли тонко, наклонились в сторону рачьего войска и метнули с макушек ветвистые грязно-зеленые разряды. Разряды впились в почву, охватывая скопление хонсаков кольцом, сплелись в сетчатую стену с ячеями неправильной формы, запульсировали ритмично. Раздался громкий звук, похожий на вздох, и огромный участок тундры, ограниченный зеленой стеной, встал на дыбы, завернулся исполинским куском брошенной в огонь бересты и покатился к входу в канал: сминаясь, роняя комья земли, обрывки растительности и что-то еще – бесформенное, неприятное, мокрое. Транспортеры ринулись вслед, поливая оголенную почву слепящими, как сварочная дуга, струями пламени.

Я закрыл глаза. Это ужасное избиение напомнило мне почему-то старые художественные фильмы о войне, в которых десятки нацистских самолетов совершенно безнаказанно истребляли колонны вооруженных только трехлинейками советских солдат. И другие, более новые, документальные – о войне во Вьетнаме: с ковровыми бомбардировками, потоками напалма и облаками оранжада. Господи! Прости меня! Я грязный наемник, я влез в это дерьмо по самую макушку ради несчастных двухсот тысяч баксов, совершенно не колеблясь. Ну, почти не колеблясь. На стороне заведомо сильнейших. И ведь что в случае со Второй мировой, что в случае с Вьетнамом, что в сегодняшнем вытеснении хонсаков восвояси самыми жестокими, самыми безжалостными оказывались (и оказываются) именно они – те, кто считал (и считают) себя носителями передовой идеологии, прогресса, пиком, венчающим цивилизацию.

Я откинул забрало, и меня вырвало. Заберите свои деликатесы, мать вашу!

– Закрой щиток, придурок! – зло сказал Генрик. – Блевать потом будешь, я тебе даже компанию составлю, если захочешь, а сейчас вперед! – и врезал мне ботинком под зад. – Вперед, Капралов, или я за себя не ручаюсь!

Я сплюнул, вытер рот тыльной стороной перчатки и опустил прозрачную броню маски: Давай, слюнтяй, двигай, имей мужество выполнять свой контракт!

Транспортеры уже висели неподвижно, проход исчез, заваленный огромной горой парящей земли с торчащими белесоватыми волосами корней, а легионеры медленно двигались, обходя распаханное пятно со всех сторон.

– Единичные хонсаки могли остаться среди кустарника. Смотри в оба: они, если заметят тебя первыми, комплексовать не будут. А убойная сила пищалей – тонны две, никак не меньше. Броня, конечно, тебя спасет, но кости будут переломаны как пить дать! – сказал Генрик уже гораздо более миролюбиво.

– Есть смотреть в оба, мастер сержант! – отозвался я и двинулся вперед.

Шагать по проволочному, хаотично перекрученному кустарнику было нелегко. Большее время я уделял не поискам недобитых врагов, а непростой задаче удержаться в вертикальном положении, поэтому встреча с первым настоящим, живым (а вернее, полуживым) хонсаком стала для меня полной неожиданностью.

Я едва не уткнулся в него носом.

Он дернулся, хотел убежать, наверное, но запутался в тенетах брусники и замер. Клешней у него уже не было, а на их месте нелепо болтались трубчатые обломки с торчащими из рваных краев ярко-красными клочками мышц и сухожилий. Корявые ручки были прижаты к телу, короткие узловатые пальцы судорожно сжимались и разжимались, он с присвистом кашлял – стонал, должно быть. Из четырех ног осталось только три, брюшко было изуродовано, наполовину оторвано, и только панцирь не пострадал – так, грязь и пара царапин.

Он повернул в мою сторону улиточьи рожки, на концах которых мелко моргали морщинистыми веками маленькие слезящиеся глазки.

Его надо было убить.

Его просто необходимо было пристрелить – хотя бы из сострадания, мучается же, наверное, страшно! А я не мог. Меня опять начало тошнить. Я, оказывается, отвык от вида смерти, отвык совершенно.

– Эй, Капрал, ты не заснул? – раздался веселый голос Волка. – Пленных не берем, знаешь это?

Я утвердительно кивнул.

– Ну, так стреляй! Хули сопли развесил?!

Я мотнул головой, на сей раз отрицательно. Молча. Знал: если открою рот, то прополощет наверняка. А я не хотел блевать сейчас. Перед кем угодно, только не перед Волком.

– Как знаешь. Тогда я сам. – Он подошел к хонсаку вплотную, помахал ему ручкой, прощаясь, упер ствол в середину розово-зеленой груди и выстрелил.

Хонсака отбросило, развернув в воздухе, и он рухнул, сминая кустарник, задрав вверх конечности, которые почему-то так и остались торчать, не падая. Мы отошли уже далеко, а они все еще не поникли и подергивались конвульсивно, как бы отбиваясь от кусачих летающих насекомых.

Мое внимание привлекло слабое шевеление слева.

Сканер феромонов хонсака не улавливал, и я осторожно двинулся туда. И явился очевидцем местной трагедии, не менее кровавой, чем разыгранная нами, но полностью к ней, нашей, безразличной.

Мускулистое, покрытое плотной пятнистой шерстью животное величиной со средних размеров собаку наслаждалось свежей дичиной. У хищника были две когтистые ноги, которыми он прижимал жертву к плоскому камню, и сложенные веером крылья, также покрытые короткой бурой шерсткой. Услышав мои шаги, чудище обернулось, и угрожающе зашипело. Черт, какой уродец! Более отвратительную морду трудно представить. Собственно, морды как таковой и нет: только пасть, сходная с кошмарными пастями глубоководных океанских рыб, которой оканчивается длинная толстая шея. Шея была вся в складках, а выдающиеся вперед шилообразные изогнутые зубы – два сверху и три снизу – в следах зубного камня.

Я замер.

Скотина успокоилась и продолжила трапезу: вырывала из тела добычи изрядные куски мяса и, дергаясь, прогоняла их по пищеводу. Горло при этом вздувалось, а складки на нем натягивались. Распознать внешность добычи уже не представлялось возможным, птичка поработала на славу.