Читать книгу - "Планета бессмертных - Джеймс Алан Гарднер"

Она нажала на клавишу, и картина на экране снова изменилась. Теперь это было изображение роскошной – по земным меркам – комнаты. Под этим я подразумеваю вот что: в ней находились большие мягкие кресла, которые, возможно, выглядели бы неплохо, будь они прозрачными, а не безобразно коричневыми; на стенах висели картины с изображениями людей и полки, уставленные предметами, которые, скорее всего, были книгами ужасно древними, безо всяких управляющих кнопок. А в одном из кресел находилось что-то похожее на яркое алое желе. Фестина указала на него.

– Вот так лас фуентес выглядят сегодня.

Я вытаращила глаза. Эта штуковина не походила на живое создание!

– На вид не такое уж продвинутое создание. Просто липкая грязь.

– Однако очень умная «грязь», – ответила Фестина. – Эта фотография сделана в кабинете адмирала Винсенса, нынешнего президента Высшего совета. Однажды вечером, вернувшись домой, он обнаружил у себя эту «грязь», каким-то образом преодолевшую сложную охранную систему. Она представилась официальным посланником лас фуентес, сообщила номер, по которому можно с ней связаться, и исчезла – просто протекла сквозь кожу кресла и ушла в пол.

– Фуентес и прежде выглядели как красное желе? – поинтересовалась Ладжоли. – Когда строили фонтаны?

– Согласно данным археологии, нет. Они кремировали покойников, так что физических останков не сохранилось… однако найдены кое-какие инструменты, сломанная мебель, вещи – из изучения которых следует, что у них были обычные тела. Когда у этого посланника спросили, в чем причина таких изменений, он ответил: «Мы стали взрослыми». – Фестина снова перевела взгляд на экран. – В результате сейчас, насколько нам известно, у лас фуентес нет никакой своей планеты, только один-единственный посланник на Новой Земле. Он не заговаривает о торговле, отказывается консультировать в области науки и игнорирует просьбы о культурном обмене. Время от времени он выступает в качестве третейского судьи в спорах или разъясняет точку зрения Лиги Наций по поводу сложных юридических коллизий – что мы должны делать, чтобы оставаться разумными существами, – но от нас вроде бы совершенно ничего не хочет. Не интересуется нашими разработками, нашими данными, нашими средствами, нашими товарами. Видимо, какие бы цели люди-желе ни преследовали, человечество слишком примитивно, чтобы от нас им был хоть какой-то толк.

– И тем не менее, – задумчиво произнес Нимбус, – лас фуентес не отзывают своего посланника.

– Спорю, они просто приглядывают за нами, дикарями, – сказал Уклод. – Мы – низшие расы и не настолько умны, чтобы этим высокомерным типам было чем у нас поживиться, однако, видимо, каким-то образом мы можем причинить им вред. Если мы вдруг изобретем способ видоизменяться до такого же желеобразного состояния, лас фуентес хотели бы узнать об этом заранее. А то мы – раз, и превратимся из безвредных деревенщин в прямых соперников.

– Таково одно из бросающихся в глаза объяснений, – согласилась Фестина, – и все же очень глупо исходить из того, будто чужаки думают в точности, как мы. Может, на определенной стадии развития понятие «соперник» вообще исчезает и нет ничего, кроме полного благополучия. Представляете,одна большая чаша трогательной космической любви.

Мы в изумлении уставились на нее.

– Эй! – она улыбнулась. – Это была шутка.