Читать книгу - "Пятое кольцо - Митчелл Грэм"

Несмотря на роскошь, царившую во дворце Дурена, аль-Мули с радостью предпочел бы оказаться сейчас у дома и читать стихи под сенью шатра в окружении своих жен и детей. Близкое общение с Дуреном и другими варварами было, к сожалению, необходимой жертвой с его стороны. В политике, как хорошо знал аль-Мули, приходится делить ложе со странными партнерами. Его собственный отец, предыдущий калифар пяти баджанийских племен, еще в детстве говорил ему об этом. И сейчас еще, сорок восемь лет спустя, он продолжал убеждаться в истинности этих слов.

Когда посланный привез ему приглашение Дурена, он отнесся к нему весьма подозрительно. Даже когда гонец сложил к его ногам склянки с благовонными маслами и прочие дары, ему захотелось сперва отослать все это тут же обратно, но благоразумие победило. Лучше быть союзником льва, чем воевать с ним. Недостаток природных богатств в его стране, усугубленный трехлетней засухой и закрытием элгарских торговых портов для кораблей Баджании, заставил его в конце концов решиться стать союзником могущественной державы.

Даже сами подданные Дурена его боялись, как заметил аль-Мули. А он – нет, не боялся. Дурен испытывал не меньшую нужду в Баджании, чем она в нем, а именно такая взаимная потребность друг в друге и приводит иногда к прочным союзам. Можно было, конечно, желать союза с кем-нибудь понадежнее – доверия к Дурену аль-Мули не питал ни малейшего. Человек несомненно умный, Дурен был мрачен и непредсказуем, и баджаниец считал, что он слегка сумасшедший. Однако выбор у аль-Мули был крайне ограничен…

На севере собаки-сибийцы были совершенно ненадежны, да и нингарцы на юге были немногим лучше. Они так долго уже враждовали между собой, что вряд ли могли забыть о своих сварах на какое-то время, достаточное, чтобы объединиться в единую боеспособную армию.

Раид аль-Мули погладил пышные усы, свисавшие по обе стороны подбородка, и сосредоточил свое внимание на игре. Он был крупным мужчиной с черными проницательными глазами. Как и у большинства его соотечественников, кожа его была оливкового цвета. Туника аль-Мули, затянутая коричневым поясом, была из тончайшего кашемира, как и подобает вождю его народа. Шелковый головной убор переходил в платок, свисавший с плеча.

Решение было простым: до этого мгновения он не замечал его, но в этом-то и заключалась прелесть кешерита. В шестидесяти четырех клетках таилось бесконечное число возможностей – стоило только вдуматься повнимательнее. Если отвести фигуру, защищающую короля, король становится легкоуязвим. «Почти как в настоящей жизни», – подумал аль-Мули. Поэтому он подвинул свою крепость, пожертвовав ферзя белому соколу. По лицу Дурена пробежала едва видимая улыбка удовольствия. Следующим ходом он двинул вперед пехотинца, чтобы напасть на черного сокола, а когда сокол съел фигуру, быстро потерял своего колдуна. Ход аль-Мули и потеря колдуна привели к двум следствиям: во-первых, освободилась диагональ, которую удерживал до того сокол Дурена, и, во-вторых, для аль-Мули открылся проход в задний ряд, где стоял король Дурена. По этому-то освободившемуся проходу он и двинул свою крепость с одного края доски на другой.

Улыбка стерлась с лица Дурена, когда он заметил сработавшую ловушку. Он сидел неподвижно, отыскивая способ отбить нападение, лишь его глаза рыскали по доске. Понимая, что, в сущности, партия закончилась, Раид аль-Мули смотрел сквозь двойную дверь балкона на массивный фонтан внизу. До него доносился плеск воды, падавшей из мраморных губ изумительно изваянных лошадей, которые мчались над скалистым ландшафтом, скрывавшим резервуар. Рядом с лошадьми виднелись статуи мужчин, внешность которых была изображена с невероятной тщательностью. Люди пытались усмирить непокорных животных. Фонтан был совершенным произведением искусства, и с первого же дня по приезде аль-Мули смотрел на него с трепетом. Он пришел к заключению, что такое сильное впечатление достигалось за счет одновременного воздействия движения, звука и текстуры. Дурен сообщил ему, что фонтану более пяти тысяч лет. Но даже и без этой удивительной древности красота изваяний сама по себе потрясала зрителя до глубины души.

Фонтан был главным украшением парка, но и кроме него имелось предостаточно других: бесконечные ряды стен из плюща и посыпанные гравием дорожки подводили прогуливающегося посетителя к многочисленным статуям и каменным скамьям. Некоторые статуи изображали женщин, некоторые мужчин. Все изваяния были красивы особой, безмятежной красотой, полной величия, которая глубоко трогала аль-Мули. Он подумал, какое это могло бы быть наслаждение – заниматься поэзией в этом саду, разумеется забыв о его хозяине.

Однако, наряду со всей этой красотой, в саду было и кое-что пугающее и страшное. В дальнем его конце находилась лестница шириной более тридцати футов, высеченная из серого и черного камня. Ступени были широкие и неровные, настолько стершиеся подошвами за много веков, что они казались прогнувшимися посредине. Взглянув на лестницу, аль-Мули понял, что она ведет на еще одну террасу, и начал подниматься по ней из чистого любопытства. Оказавшись на последней ступени, он невольно замер на месте, а его рука схватилась за рукоять изогнутого кинжала, висевшего на поясе. Прямо перед ним зияло страшное отверстие – раскрытая пасть громадного чудовища, морда которого была изваяна в цельном куске скалы. В огромную дыру человек мог войти не пригибаясь, а в ней торчали два ряда страшных зубов, как будто приготовившихся вонзиться в смельчака, который отважится приблизиться. Две черные дыры пустых глазниц смотрели на аль-Мули безжизненным взглядом. Он инстинктивно сделал рукой жест, отгоняющий силы зла, и спустился обратно, не желая больше смотреть на отвратительное изображение.

Когда аль-Мули снова вспомнил об игре, он чуть не вздрогнул от неожиданности: Карас Дурен смотрел уже не на доску, а прямо на него! С трудом сохранив самообладание, аль-Мули так же прямо уставился в глаза Дурену.

– Вы выиграли, – улыбнулся Дурен.

Его улыбка показалась аль-Мули холодной и жестокой, похожей чем-то на улыбки надгробных бюстов: Дурен улыбался одними губами.

– Мне повезло.

– В самом деле?

– Наверное, – пожал плечами Раид аль-Мули.

В дверь постучали, и взгляды обоих игроков обратились в ту сторону.

– Мой господин, простите меня, но вас желает видеть великий герцог Кайн, – объявил слуга.

Губы Дурена больше не улыбались.

– Это мой брат, – объяснил он аль-Мули. – Хорошо. Пусть войдет.

Аль-Мули было уже известно имя Кайна Дурена, как и имена всех вельмож и придворных Алор-Сатара. Знал он и степень влиятельности, состояние и политические склонности каждого из них.

Один из стражников распахнул дверь, расписанную хитроумными узорами, и великий герцог Кайн Дурен крупными шагами вошел в комнату. Он был высок – примерно того же роста, что и брат, – но гораздо шире в плечах. При ходьбе он заметно прихрамывал и опирался на трость. Глаза его были того же темного, почти черного, цвета, что и у Караса Дурена. Без всякого приветствия великий герцог расстегнул плащ, бросил его на спинку стула и не без труда уселся.