Читать книгу - "Зверь 44 - Евгений Всеволодович Рудашевский"

предложил отсыпать с четверть бака в канаву, но печники его не послушали. Сегодня мы ждём, что жёлтые прорвут фронт, а завтра получаем от синих координаты нового маршрута и к нам на «Секаче» приезжает Сухой. Всё может быть! И объясняй ему, почему праха меньше, чем обычно. Так что Череп правильно сделал, что заглянул в хозблок за вёдрами, но зря ляпнул, что следом придёт за кастрюлями. Черпак теперь бесился и бухтел про свои кастрюли как заведённый.

Я доедал суп, когда в столовку забрёл Фара.

– Думаешь, ещё долго? – спросил он.

Второй нытик на меня свалился.

Черпак и Фара обсудили, как в итоге поступить с прахом. Кардан, спустившись обедать, присоединился к обсуждению, а потом мы вчетвером переключились на радио. Не ждали прощальной речи синих генералов, не надеялись, что они признают неудачу и объявят полномасштабное отступление, нет. Однако предвкушали, что в эфир прорвутся жёлтые. Зацикленная передача приглохнет, и на её фоне раздастся голос, который расскажет, что сейчас творится на фронте. Между тем радио действительно заело. Словно от бесконечного повторения в труху истёрлись все передачи, кроме одной – часового выпуска про самые грандиозные огненные погребения из всех, какие видело человечество.

Мы уже распухли от их грандиозности. В сотый раз слушали историю какого-то там умершего семнадцать лет назад короля. Подданные целый год приходили поглазеть на его мёртвое тело, даже водили к нему на поклон животных, а строители возвели для будущих похорон громадный погребальный комплекс, проще говоря, костёр. Украшенный деревянными башнями, резными сценами из жизни короля и двумя статуями его любимых собачек, костёр достигал пятидесяти метров в высоту, то есть был в семь раз выше нашего «Зверя»! Статуям предстояло сгореть вместе с королём. Наверное, и самих собачек бросили в огонь. Не знаю, об этом ведущий не упомянул.

Вокруг костра строители разбили цветочные клумбы, рисовое поле и четыре пруда – они символизировали любовь короля к природе и сельскому хозяйству. Да у них каждый завиток что-нибудь да символизировал! В общем, наворотили всего побольше и сожгли. Те, кто не попал на главную площадь, довольствовались почти сотней уменьшенных копий погребального комплекса, возведённых в разных городах и подожжённых минута в минуту с оригиналом. Можно сказать, король горел сразу по всей стране.

Ведущий напоследок озвучил, сколько стоили те похороны, и перешёл к другим не менее грандиозным похоронам. Услышав выпуск впервые, мы с Кирпичом поспорили, дорого это или не очень. Нас рассудил Калибр – заявил, что денег хватило бы на пятнадцать новеньких танков, например «Дровосеков».

– Дорого, – кивнул я.

– Вот лучше бы танки и купили, – заметил Кирпич.

Мы тогда долго обсуждали, захочет ли главнокомандующий, чтобы его похоронили так же пышно. Ну, без рисовых полей с цветочными клумбами, но на платформе огроменного костра, который коптил бы небо и отражался в кострах поменьше, зажжённых плакальщиками по всему тылу. Леший сказал, что главнокомандующий, может, давно помер и сгорел тайком, без почестей, а погребальный комплекс если и построят, то лишь для кого-нибудь из генералов. Как у нас бомбануло от слов Лешего! Хорошо, до драки не дошло.

Сейчас, собравшись в столовке, мы слушали спокойно. Не спорили, не подсчитывали в танках озвученные траты и ничего друг другу не доказывали. Мы бы не хуже ведущего поведали о любви сожжённого короля к собакам и цветам. Столько раз прослушали выпуск, что выучили наизусть, но продолжали слушать вновь и вновь. Ждали сообщения от жёлтых, а дождались Лешего.

Он ворвался в хозяйственное отделение раньше обычного. Обычно он и не врывался никуда, а тут махнул с палубы в люк, слетел по лестнице и, весь как никогда растрёпанный, подбежал к столовке.

Леший мог бы ничего не говорить – мы бы всё поняли по его взгляду, по его взмыленной морде и всклокоченным волосам, – но Леший всё равно сказал:

– Началось.

– Началось… – отозвались мы с Карданом.

Леший изредка выбирался на латаную-перелатаную, десятки раз подорванную и восстановленную магистраль, которую генералы называли главной артерией, питавшей сердце синего наступления. Ну, одной из главных. Медлительного «Зверя» на магистраль не пускали, чтобы не мешать другому транспорту. Мы лишь изредка пересекали её широкое бетонное полотно и пару раз пользовались её укреплёнными мостами, а сейчас оказались неподалёку, вот Леший и подгребал к магистрали во время своих вылазок. Раньше ничего особенного не замечал, а сегодня увидел, что на ней появились дополнительные посты наблюдения, и спрятался в кабине подбитого тягача метрах в пятидесяти от обочины.

Ждал долго. Подумал, что всё самое интересное случится после заката, а заночевать в своём укрытии побаивался. Если заметят, разговор будет короткий. Точнее, короткой будет автоматная очередь, а разговаривать никто не захочет. Никому и в голову не придёт, что Леший работает в отряде снабжения похоронной команды, его посчитают диверсантом или кем-то вроде того. Леший извёлся и уже намылился куда подальше, в кусты на каком-нибудь угоре, а на магистрали вдруг появились бронированные разведывательно-дозорные машины.

Когда проскочили юркие бээрдэмки, нарисовалась техника потяжелее: гусеничная и колёсная. С каждой минутой её становилось больше. Вперемежку ехали издырявленные и помятые бронетранспортёры, за ними тянулись грязные танки с надорванной бронёй, тащились боевые машины пехоты с выломанными капотами и сорванными дверями. Пыхтели чёрным выхлопом, ковыляли на перекошенных колёсах, вовсе глохли. Их опять заводили или опрокидывали на обочину. Движение по одной из главных артерий обратилось вспять. Она теперь питала сердце отступления синих.

«Началось», – сказал себе Леший. Хотел сразу мчаться к нам с радостной новостью, однако ещё часа полтора прятался в кабине тягача. Не мог оторваться от увиденного. Наблюдал, как по магистрали битым строем плетутся раненые. С руками на перевязи, с наспех наструганными костылями. Повязки на головах почернели и разболтались, но, присохнув к ранам, держались и не сползали. Если кто-то падал, его поднимали или оттаскивали поближе к брошенной технике.

Первая волна отступающих шла контуженая, намешанная невпопад. Упиралась в заторы и хаотично обтекала их по бокам, затем поглощала их и неуверенно смыкала строй. Вторая волна накатила более организованная. Она лишь изредка замедлялась, чтобы растащить завалы на обочине, и в основном состояла из мотострелковых батальонов вроде нашего тридцать пятого. В ней попадались батальоны, по численности сведённые до роты – без миномётной батареи, без гранатомётного взвода и с жалкими остатками самих мотострелковых рот. Показался и один танковый батальон, если можно так назвать единственную роту из двух танковых взводов и тащившийся за ней взвод обеспечения.

– Тридцать пятого точно не видел? – тихо спросил Фара.

Леший пожал плечами. Помедлив, добавил, что обе волны