Читать книгу - "Футуроцид. Продолженное настоящее - Андрей Столяров"

И наконец, вернувшись домой, я вместе со всякой рекламной бурдой вынула из почтового ящика настоящую политическую листовку. Вот это да! До сих пор я только слышала о таком, но видеть своими глазами не довелось. А тут – желтоватого цвета листок с крупным текстом. Как я поняла, мельком его просмотрев, там в пух и прах разносилась программа «Оптимум», которая «превращает нас всех в рабов», и содержался призыв голосовать против обязательной чипизации. Подписано: «Комитет свободных граждан», тут же значок: руки, сжатые в кулаки, рвут цепь. Более подробно я прочесть ее не успела. В прихожей этот листок у меня сразу же выхватил Братец. Он сегодня решил осчастливить нас своим посещением. И поняв, что это такое, чуть ли не запрыгал от радости:

– Ага!..

– Отдай, – с ненавистью сказала я.

Но Братец лишь нагло оскалился, оттесняя меня рукой:

– Осина, не сепети!..

Считал, что называть меня осиной – классная шутка.

Очередной идиот.

Впрочем, тут же снизошел объяснить. Оказывается, теперь каждому, кто сдаст такую листовку в полицию, начисляется некоторое количество баллов.

– Ерунда, мелочь, конечно, но мне баллы сейчас во как нужны.

И, подмигнув, добавил, что после этого распоряжения возник «эффект кобры». Слышала о таком? В девятнадцатом веке англичане в Индии, которая тогда была их колонией, решили избавить столицу страны от ядовитых змей и объявили, что за каждую пойманную и сданную кобру будут выплачивать вознаграждение. Количество змей в Дели сразу же выросло. Предприимчивые индийцы начали специально их разводить.

– С листовками сейчас аналогичный случай. Пишут все, кому только не лень… А знаешь, почему их печатают на бумаге, а не пересылают по мейлу? Трафик легко отследить, с бумагой – сложней…

И опять мне подмигнул.

В общем, у меня возникло смутное подозрение, что листовку эту изготовил он сам.

Потому и подкараулил меня в прихожей.

Ну – законченный идиот.

Впрочем, вся эта чушь тут же отодвинулась на задний план. Выяснилось, что Братец появился сегодня не просто так: у нас намечено что-то вроде семейного совещания. Суть его заключалась в следующем. Тема, которую отец разрабатывал весь последний год, была признана бесперспективной и уже в конце месяца будет закрыта. Между прочим, Оптимум его об этом предупреждал, но отец полагал, что результаты, которые в течение лета будут получены, изменят прогноз. Результаты оказались совсем не такими, как он рассчитывал, и теперь речь идет о понижении нашего социального рейтинга. Причем о весьма существенном понижении, мы проваливаемся ниже среднего уровня пунктов на пять. Компенсировать нам его нечем: у матери рейтинг стабильный, а мои школьные баллы – такая мелочь, которая не способна ни на что повлиять. Ситуацию мог бы смягчить рейтинг Братца, но Братец наш, свинья хитроумная, уже давно выделил свою собственную, независимую шкалу. Как только поступил в институт. Ему теперь на все начихать.

В общем, Оптимум предложил три решения. Либо отец остается на прежнем месте, но с понижением в должности и зарплате, тогда за излишки квартиры, не соответствующей новому статусу, придется ой сколько платить. Либо он переходит в другую организацию, рангом пониже (Оптимум уже обозначил приемлемый вариант), но тогда придется переезжать в отдаленные новостройки, а новостройки – это социальное дно. Либо вообще перебраться далеко на восток: там, в новых промышленно-сырьевых городах, специалисты такого профиля идут нарасхват. Тогда и должность он сохранит, и социальный рейтинг у нас будет такой же, как здесь, и квартиру получим по габаритам, по крайней мере, не меньшую, чем сейчас.

– Вот, надо решать… – Отец разводил руками.

Мне было просто больно смотреть на него. Он был сегодня совершенно на себя не похож. Какой-то скомканный, как и весь нынешний день: отводил глаза, мялся, без надобности передвигал на столе чашки, сахарницу, печенье. Уронил чайную ложечку на пол, долго ее искал. Мне хотелось подойти к нему, прижаться сзади, обнять: все наладится, как-нибудь, не переживай. Шепнуть еле слышно: я тебя все равно люблю. Но я не двигалась с места: мне то же самое сейчас рекомендовал сделать Оптимум. А потому вот ему хрен. Ему – то есть Оптимуму, разумеется, не отцу. Я лишь сжимала изо всех сил кулаки, так что ногти впивались в мякоть ладоней. И думала: ну почему, почему? Почему именно с нами? Почему – со мной?

За что это нам? За что?

Я беззвучно вопрошала неизвестно кого.

Я кричала без голоса, и мой крик уходил в какую-то безнадежную глухоту.

Я как будто выскочила за пределы нашей реальности.

И при этом прекрасно знала, что никто, никто в мире не даст ответа на мой вопрос.

Из популярной брошюры «Оптимум – вопросы и ответы». Рекомендовано Министерством образования и туризма для государственных библиотек, для учащихся среднего и старшего школьного возраста.

Попробуем развеять те заблуждения, которые иногда возникают вокруг программы «Оптимум».

Довольно часто приходится слышать, что Оптимум якобы читает все наши мысли, даже те, которые являются сугубо личными. Для него нет тайн, он как бы просвечивает человека насквозь. Скрыть от него ничего нельзя.

Скажем ясно и определенно. Это совершенно не так. Оптимум не может читать наших мыслей: многочисленными экспериментами установлено, что мысли невозможно читать вообще. Дело в том, что человек чрезвычайно редко «думает текстом», то есть сколько-нибудь отчетливыми словесными формулировками. Как правило, человек «думает» сложными комплексами ощущений и лишь затем, причем далеко не всегда, облекает некоторую часть их в слова. Именно эти комплексы ощущений, чувственные состояния человека, Оптимум воспринимает через медицинский чип, и на основе их судит о наших желаниях и предпочтениях. Однако выделить оттуда отдельную мысль Оптимум не способен: слишком сложна структура такого комплекса, слишком она насыщена изменчивыми, чувственными обертонами. Разложить его на составляющие нельзя, и потому не следует опасаться, что наши «секреты» станут известны кому-нибудь кроме нас.

Также иногда приходится слышать, что Оптимум – это некий искусственный интеллект, некий сверхразум, держащий человека в плену «нейронных команд». Он, дескать, отбирает у нас свободу воли, свободу выбора, контролирует все наше частное и общественное поведение. Из этого рабства не вырваться. Мы превращаемся в кукол, которыми управляет невидимый «нечеловеческий кукловод».

Это тоже совершенно не так. Оптимум не является ни сверхразумом, ни искусственным интеллектом – такой интеллект, как полагают ученые, тоже невозможно создать. Оптимум – это всего лишь способ гармонизации психических и социальных процессов, алгоритм, который поддерживает целостность нашего бытия. Он вовсе не контролирует сознание человека и – ни прямо, ни косвенно – не принуждает его ни к чему. Оптимум ничего не приказывает и не навязывает. Он лишь, анализируя множество самых разных параметров, сопрягает особенности отдельной личности с актуальными потребностями общества, в котором данная личность живет, и на основе этого сопряжения выстраивает для каждого наиболее перспективную онтологическую стратегию. Более того, Оптимум, как правило, предлагает сразу несколько вариантов ее, и среди них – обратите внимание! – те, о которых сам человек, возможно, даже не подозревал. Однако решение, какой вариант избрать, в любом случае принимает именно человек. То есть Оптимум не сужает, а расширяет нашу свободу. Делает ее более полной, более осознанной и позитивной.