Читать книгу - "Таматарха. В кольце врагов - Даниил Калинин"

– Против нашего общего врага.

Глаза Кабугшина сузились.

– Но ведь Шарукан собирает орду против Руси! А я слышал, что великий каган Изяслав не в мире с Ростиславом!

Согласно кивнув, я ответил:

– И именно потому половцы не ждут удара в спину.

Старый печенег вновь глубоко задумался, и сыновья его будто бы разделили с отцом тяжкую думу, с тревогой глядя в его лицо. Наконец хан заговорил:

– Но сколько воинов может выставить сам каган?

Немного подумав, я решил не спешить – в нашей словесной игре пока еще рановато открывать все козыри – и ответил уклончиво:

– Достаточно, чтобы перевесить чашу весов, когда орда половецкая сойдется с киевской ратью. Но если мы говорим, хан, как о твоей службе, так и о службе твоего народа, князю нужно знать, сколько сил выставят в поле его черные клобуки.

Кабугшин промолчал с десяток секунд и осторожно произнес:

– Шесть тысяч всадников я смогу привести кагану.

Я удивленно поднял брови:

– Всего лишь?

Печенег на мгновение смутился и заговорил уже другим, чуть извиняющимся тоном:

– Но это будут лучшие всадники, мужи в расцвете сил, а не желторотые юнцы и не клонящиеся к своему закату воины. Если грести всех подряд, я смогу выставить и до десяти тысяч, но каково будет качество этой рати? Тем более я ведь не могу оставить свой народ и вовсе без мужчин!

Внимательно посмотрев на лица обоих сыновей хана, я не заметил на них ни удивления, ни смущения, лишь ожидание. Или они искусно умеют скрывать свои чувства, или их отец говорит правду.

– Значит, хан, ты принимаешь руку князя Ростислава?

Кабугшин, однако, не спешил отвечать согласием.

– Ты не ответил, воевода, поможет ли войско кагана моему народу в случае нужды?

Я коротко бросил в ответ:

– Поможет. Впрочем, в случае нашего общего успеха такая необходимость не возникнет.

Однако старого печенега не так-то просто выбить из седла!

– И все же сколько воинов придет на помощь моему народу?

– Чтобы прикрыть спасение женщин и детей в горных крепостях?

Кабугшин кивнул.

– Четыре тысячи копейщиков и тысяча лучников. И еще столько же воинов сидят в горных гарнизонах.

Хан вновь немного промолчал, раздумывая над моими словами, после чего утвердительно склонил голову, вновь прижав ладонь к сердцу:

– Да, я и мои сыновья принимаем волю кагана Ростислава!

Каталим и Карам синхронно повторили жест отца, и в этот раз лицо мрачного здоровяка разгладилось. Между тем Кабугшин осторожно спросил:

– И все-таки могу ли я узнать, как вы хотите сражаться с куманами?

После короткого раздумья я все же ответил честно:

– Время дорого. Шарукан уже собирает людей, а может, уже и собрал. Тогда он поведет их к рубежу на реке Суле, но там половцы потеряют сколько-то времени и людей, круша степную защиту Руси. За это же время князья соберут войско и выступят навстречу врагу. Если мы поспеем, то в битве русов и половцев ударим куманам в спину. Но даже если степняки уже справятся с их ратью, то заметно ослабеют. Мы же соберем окрестное ополчение и разгромим половцев на русской земле! Ну а если князья сами управятся раньше… что же, встретим отступающих и довершим разгром.

Глаза Кабугшина хитро сощурились.

– А куманские кочевья? Как с ними желает поступить каган Ростислав?

Я с недоумением ответил:

– А что с ними не так? Главное, разобьем врага, а кочевья чем опасны? Там женщины и дети.

Печенег впервые нахмурился:

– Как я не хотел собирать совсем юных и совсем старых мужей, так поступят и половцы. Самые молодые остаются, чтобы вдохнуть в женщин новую жизнь, самые старые – чтобы воспитать очередное поколение умелых воинов. Пройдет десять лет, и юнцы заматереют, а сегодняшние дети вырастут в жадных до крови бойцов. И тогда стая молодых волков вновь обрушится на наши земли, они придут мстить! Нет, решение кагана плохое. Нужно перебить все куманское племя, вывести его под корень!

Меня бросило в дрожь при последних словах Кабугшина, и в то же время в них остается определенный смысл. Однако геноцид – это уже чересчур. Не способны русичи на истребление детей малых да баб. Я не способен!

– Что ты предлагаешь, хан?

Лицо вождя просветлело.

– Я дам князю две тысячи лучших всадников и стрелков. Их поведет мой старший сын, Каталим.

Последний, услышав эти слова, вновь поклонился, прижав руку к сердцу. Между тем его отец продолжил:

– А я с младшим соберу оставшихся мужей и изгоном пройду по половецким кочевьям! Они, как волки, гнали мой народ, не щадя ни женщин, ни детей малых – ответим же им сторицей!

Глаза печенега впервые за время общения налились кровью, и ярость он изображает вполне убедительно. Однако меня все же насторожило его предложение.

– А заодно и вволю пограбите?

Кабугшин нисколько не смутился, ответив серьезным и внимательным взглядом:

– Не будет у нас времени собирать добычу, и нет лишних людей, чтобы ее охранять. Может, захватим что-то на обратном пути, однако во время похода останавливаться не будем! Нет, мы утопим клинки в половецкой крови и насытимся справедливой местью! А уж если что получится взять после похода – скот, коней, рабов, то мы разделим их поровну с каганом Ростиславом. Так что же, воевода, принимаешь предложение?

Сентябрь 1068 г. от Рождества Христова

Посульская оборонительная линия,

остатки крепости Воинь

Тогда я ничего не ответил хану, однако времени на раздумья оставалось не слишком много – да что там, его и вовсе не было! Вскоре после моего посольства с Кабугшином встретился сам Ростислав, который принял предложение вождя печенегов и согласился разделить силы племени. Вот только я посейчас не понимаю, правильно ли мы поступили, разрешив клобукам отомстить, и чем в итоге является это решение – необходимой жесткостью или бездумной жестокостью?

Я терзался сомнениями до сегодняшнего утра – пока мы не подошли к Посульской оборонительной линии и не перешли вброд реку у разрушенной крепости. Перед ее обугленным остовом мы обнаружили гниющие, объеденные хищниками останки защитников. По виду одних можно было сказать, что они пали в бою, но другие… Связанные за спинами руки, перерезанные глотки, части тел, разорванных лошадьми, – их добивали сознательно, изгаляясь над беззащитными мучениками в последние мгновения их жизни. Особенно меня поразил вид изрубленного священника, распятого на крепостной стене и полностью истыканного стрелами. Упражнялись в точности стрельбы, гады?! Так, может, гибель ваших близких в степи все же закономерна?!