Читать книгу - "Видок. Семена Злобы - Григорий Шаргородский"

Из разговора с Андреем Федоровичем Карбышевым вырисовывалась интересная картина, которая во многом дополняла то, что князь мимолетом упомянул в нашей беседе.

Великий князь Андрей Игоревич в молодости так наколобродил в столице, что стал притчей во языцех. До сих пор там измеряют степень учиненного каким-нибудь мажором скандала тем, дотягивает ли он до размаха великого князя или нет. Как и все мужчины в царском семействе, он с юности посвятил себя военной службе. Нетрудно догадаться, что выбран был именно гусарский лейб-гвардии полк как наиболее подходящий характеру юноши. Вот уж где он чувствовал себя как рыба в воде. Говорят, что именно великому князю принадлежит поговорка «Гусаром родился, гусаром и сдохну».

Неудивительно, что дружба с таким кузеном сильно сказалась на репутации цесаревича. В итоге одним из условий брака с нынешней императрицей была высылка скандалиста как можно дальше от столицы. Уже один этот факт вызывал у меня симпатию к наместнику.

Чисто географически самой удаленной от Москвы частью империи оказалась Восточная Сибирь. Кто бы сомневался, что Андрей Игоревич покажет норов, но его требование все же удивило покойного императора. Великий князь заявил, что коль уж обязан ехать к черту на кулички, то должен быть в том болоте самой главной лягушкой, что коррелировалось лишь с должностью наместника. Еще больше он удивил дядюшку тем, что через пару лет развил в своем уделе бурную деятельности и втрое увеличил бюджет наместничества за счет открытия кучи новых месторождений. Львиная доля этих открытий как раз приходилась на Якутскую область.

В общем, я понял, что великий князь — человек дела, а главное, слова. Так что шансы взмыть в небеса еще до завершения бренного пути у меня действительно имеются, причем реальные.

Я уже успел настроиться на долгое путешествие по железной дороге, так что был крайне удивлен, когда оно закончилось в час пополудни следующего дня. Транссибирский экспресс как раз собрался сделать получасовую остановку на вокзале Новосибирска. Заранее предупрежденный проводником, я приготовился к выходу, желая нормально пообедать в привокзальной ресторации. В этом мире они ничем не уступали лучшим заведениям города. Но моим гастрономическим планам не суждено было сбыться. Не успели мы с Осипом отойти от вагона, как нас окликнул проводник. Рядом с ним стоял офицер в повседневной форме авиатора — кожаная куртка и галифе, заправленные в нечто среднее между сапогами и унтами.

Воздухоплаватель тут же шагнул к нам.

— Титулярный советник в отставке Силаев?

— Так точно. С кем имею честь?

— Капитан-лейтенант Греков, — небрежно коснувшись двумя пальцами фуражки, отрекомендовался летчик. — У меня приказ наместника незамедлительно доставить вас в Иркутск. Следуйте за мной.

Тон капитана был непростительно грубым. Вот везет мне на не совсем адекватных людей, доставляющих приглашение подняться на борт дирижабля. Сомнений в том, на чем именно меня срочно доставят к наместнику, не было.

Этот мужчина и по возрасту, и по званию был бы выше меня нынешнего, но уже завтра мы сравняемся в чинах, а разница в возрасте и подавно не оправдывает грубости.

— Простите, господин капитан-лейтенант, но для начала мне нужно забрать багаж, и тогда мы с моим помощником будем готовы отправиться в путь.

— Ваш помощник с багажом поедет поездом.

— Ваш аппарат не способен поднять дополнительные девять пудов груза и щуплого подростка? — Вопрос я задавал с показной вежливостью, но не особо пряча подначку.

— Вполне способен. — Заиграв желваками, Греков все же сумел сдержать раздражение. — Но погрузка потребует времени.

— Наши препирательства тоже отнимают драгоценное время его императорского высочества, но мы почему-то по-прежнему стоим и спорим.

И все же капитан-лейтенант оказался разумным человеком, так что уже через минуту носильщики забегали по перрону, нагружая двух лихачей, призванных с вокзальной площади. На кота в переноске авиатор посмотрел совершенно ошалелым взглядом, но обреченно вздохнул и промолчал. Теперь бы еще понять, почему этот с виду нормальный мужик так взъелся на незнакомого ему человека.

Предположительный ответ на данный вопрос был найден уже через двадцать минут. Мы как раз подъехали к воздушному порту Новосибирска. Парочка ангаров, сараюшек и одна пятидесятиметровая причальная мачта меня не впечатлили. Зато взгляд тут же прикипел к дирижаблю. Подъемный механизм мачты был частично опущен, и летательный аппарат находился метрах в десяти над землей, едва заметно покачиваясь на несильном ветру.

На первый взгляд «Буревестник» казался неказистым, особенно на фоне моих воспоминаний о «Стремительном». Что уж говорить о виденных издалека воздушных линкорах и бомбардировщиках. Длина оболочки не превышала полусотни метров, что для дирижабля очень скромно. Гондола тоже не поражала размерами и была раза в три меньше, чем у «Стремительного». Похоже, с комфортом там не очень. Да и вид у небесного бродяги был соответственный. Оболочка пусть и аккуратно, но много раз залатанная. А когда мы подъехали ближе, на гондоле стали видны небрежно заделанные пулевые пробоины.

Именно не очень приглядный вид дирижабля и намекнул мне на причины недовольства капитан-лейтенанта. Кажется, именно этого потрепанного жизнью пузана и прочат мне в награду за труды.

Подавив в себе приступ разочарования, я все же решил не спешить с выводами, а посмотреть, как это чудо-юдо покажет себя в полете. К тому же «Буревестник» на данный момент для меня является, скорее, тем самым пресловутым журавлем в небе.

Когда мы остановились у причальной мачты, из тут же опустившейся гондолы дирижабля выпрыгнули два матроса и растянули временные крепления. Они же быстро перенесли наши ящики и габаритные чемоданы. Мы с Чижом, сжимая многочисленную ручную кладь, включая кошачью переноску, поспешили за капитаном. Он явно не собирался никого ждать и шустро заскочил в полукруглую дверь гондолы. Пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы успеть за ним и не потерять ничего из поклажи.

Дирижабль — птица вольная и сидеть на земле не любит, разве что уснув в защищенном от ветра ангаре. Так что едва мы оказались внутри, временные расчалки были убраны и подъемник на мачте пополз вверх, дабы обезопасить наш аппарат от никому не нужных случайностей.

Как и ожидалось, внутри одноэтажной гондолы было тесновато. Никакой кают-компании здесь и подавно не было. В отсеке для экипажа находились лишь шесть кают, выходивших в один узкий коридорчик, который заканчивался дверью в рубку. Что-то пробурчавший капитан ткнул пальцем в одну из дверей и ушел на свое рабочее место. Через ненадолго открывшуюся дверь я увидел, что рубка лишь немногим больше аналога на пассажирском самолете моего родного мира.

Но в полной мере степень минимизации мы оценили внутри каюты. Недавнее купе в вагоне первого класса показалось хоромами. Здесь в наличии имелись лишь две спальные полки одна над другой и откидной столик на другой стене. Причем если разложить его, проход перед полками перекрывался почти полностью. Наружу можно было выглянуть только через крошечный иллюминатор.