Читать книгу - "Выживания не гарантирую - Андрей Лазарчук"

– Это как раз можно выяснить, – сказал капитан. – Но сейчас нам нужны коды отмены.

– Нам много чего нужно…

– Вы их знаете?

– Откуда? Откуда я, ебена мать, могу знать это? Никто не удосужился мне их сообщить…

– Зден Рышардович, – перебил ее капитан. – Попробуйте что-нибудь сделать.

Я уже думал вовсю. Мозги военных кибернетиков устроены одинаково, и нет разницы, как называется то, на чем (или над чем) они работают: вычислитель, компутер, рико-на хако или «курильщик» (который на самом деле, конечно, «счетное-автоматическое-универсальное-помогающее-одно-устройство»; просто аббревиатура звучит как «курильщик» и пишется почти так же: RAUHER). С военными вычислителями мне регулярно приходится иметь дело, и не могу сказать, что я хотя бы раз получил от этого удовольствие. Тупые и упорные в своих намерениях машины, такие же программы… чего, впрочем, не скажешь об авторах программ. Будем хотя бы справедливыми.

Так. Все забыли. Нигде никого и ничего нет.

Сам вычислитель, надо полагать, для нас сейчас недоступен. Он или под полом, или за стеной, за бронированной дверью… а даже если и под пультом (я слышал, есть такие маленькие) – прикасаться к нему опасно. По самым очевидным причинам. Если вывести из строя центральный вычислитель или прервать его связь с ракетами, те переходят полностью на автономный режим. Я не знаю, какая именно у них программа, но вполне может статься, что параноидальная. То есть – вплоть до самоподрыва. Поэтому забудем о вычислителе. Перед нами пульт. Девяносто шесть клавиш. Американский стандарт. На наших сто девять. Явный перебор. Зеленый экран, по которому бегут два ряда белых чисел. С пульта отдается команда на маленькие и еще более тупые вычислители самих ракет.

Коды вводятся магнитным способом – просто нажатием клавиш. А могло бы – с помощью перфокарт. Вот бы было весело…

Думай, обезьяна.

Тополь – террорист – знал коды запуска. По идее, их мог знать только президент. И начальник штабов. Даже наш знакомец, командующий базой, знать их не должен. В действительности, конечно, их знает несколько десятков человек – всякие техники, программисты, криптографы…

Не о том думаешь.

Да. Это коды пуска. Коды пуска совершенно секретны. Но коды отмены должны знать и на базе. Из самых общих соображений. Уж этот хренов генерал – точно…

– Господин капитан! А не попробовать ли нам позвонить американскому президенту и прямо у него спросить коды отмены пуска?

– З-зараза… поймет ли он мой английский?

– Я могу перевести.

– Ну так звоните сами, – сказал капитан с каким-то непонятным облегчением.

Красная трубка в гнезде. Судя по весу и прохладности – металл. Никаких кнопок – зуммер в наушнике должен звучать сразу. Горячая линия.

Тишина.

– Связи нет, – сказала наша… пленная. – Тополь велел перерубить кабель.

– Перерубить? Когда?

– Рано утром. Почти сразу.

– А с кем же тогда?.. – капитан замолчал. Все было и так предельно ясно – с кем. С дядей Федей… – Вообще какая-нибудь связь с внешним миром оставлена? Радио?

– Думаю, что нет. Тополь – он… был… сумасшедший. Ему казалось, что… что по телефону или по радио можно отдать такой приказ… ну, которому человек не в силах сопротивляться. Он всегда уничтожал все линии связи.

– Которая ракета стартует первой? – спросил я. – Та, к которой вы шли? Где мы вас взяли?

– Да.

– Ну, что ж… Даже если ничего не получится, она взорвется, когда заработают двигатели. Вряд ли американцы такие идиоты, чтобы не обеспечить защиту боеголовки при аварийном старте… – это я говорю только для того, чтобы успокоить себя. Чтобы перестали дрожать руки. Хотя, скажите мне, какая разница – сгореть в атомном пламени или в керосиновом? Или как там называется эта дрянь, что налита в баки? Но вот поди ж ты…

Все, меня нет.

Думай, обезьяна, думай….

Двадцать пять минут.

– На что вы рассчитывали? – спросил капитан где-то вдали.

– Шмель намеревался вскрыть компутер ракеты и перепрограммировать его. Он знал, как это делается.

На это нет времени, подумал я. Пожалуй, ни на что уже нет времени. Даже чтобы удрать…

Будем надеяться, что просто рванет топливо.

Ребята сгорят там, в шахте. В каморе.

И мы, вполне возможно, сгорим здесь.

Забыл об этом. Раз… два… забыл.

Пароли отмены. Должно быть что-то очень простое.

Как огнетушитель. Понимаете? На случай внезапного нежданчика. Перевернул, штырем об пол…

Двадцать четыре.

«Скажи пароль? – Пароль. – Проходи…»

Старый анекдот.

Что-то очень простое. Известное всем. Чего нельзя забыть. В горячке, в аварии. Что вот оно – протяни руку…

Вашингтон. Линкольн. Эйзенхауэр.

Нет. Это все агрессия, нападение.

Символ сдержанности –?..

Какой-нибудь индейский вождь?.. Ой, не знаю. Вряд ли.

Думай, обезьяна.

Думай.

Отмена. Символ отмены. Ну? Самое простое.

Стоп. Вот оно – рядом. Чувствую…

Скажем, из истории: сорок первый год, «Ниитака-яма агате е кудасаи» – и следом: «Хана га саку, хана га саку…» – и эскадра адмирала Нагумо разворачивается на запад, домой, бомбардировщики сбрасывают бомбы в море и на последних каплях бензина садятся на палубы авианосцев…

Нет. Малоизвестный эпизод несостоявшейся войны.

Сейчас… проблеск…

Вот оно! Сорок шестой год. Последняя попытка Германии продвинуться на восток – и ощутимое желание Сибири (с Америкой за спиной) подраться с давним врагом. До сих пор спорят: а что было бы, если?..

Силы сторон примерно равны, танки на рубежах атаки, бомбардировщики посменно дежурят в воздухе, шестьсот «Б-29» перелетают в Сибирь и размещаются на аэродромах, американская и канадская пехота выгружается во Владивостоке…

«Слово Твердо» – сигнал отмены всяческих военных приготовлений. Две недели жуткой балансировки на грани столкновения, две недели паузы в переброске мобильных американских соединений в Сибирь – генералы седели, кто-то даже застрелился, чтоб не мучиться… две недели нечеловеческой сдержанности… и – секретный прилет Геринга в Томск, быстрые переговоры…

Двадцать две минуты.

Так. «Ввод».

«Знаете ли вы пароль?» – «Да».

«Введите пароль».

Рука трясется.

«Слово Твердо» – латинскими буквами. «SLOVO TVERDO».

«Пароль принят».

Дружный ах за спиной.