Читать книгу - "Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Олег Таругин"

Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой…

М. Исаковский

Подробности своей едва не закончившейся столь фатально разведвылазки Гурский поведал мне уже по дороге к ночной стоянке, благо можно было особенно не спешить, да и поручик нуждался в отдыхе. Немцы, даже обнаружив перебитый передовой дозор, вряд ли бросятся ночью искать обидчиков – скорее, просто радируют о необходимости изменить маршрут поездки этой самой неведомой «шишки». К слову, на мой вопрос о том, кто бы это мог быть, поручик лишь криво усмехнулся:

– Ты не совсем верно истолковал мои слова (когда мы оставались наедине, он старался говорить привычным языком. Правда, уж без всяких «право слово» да «премного благодарен»). Разумеется, прямо никто ничего подобного не говорил, просто они ведь не подозревали, что я недурно знаю немецкий, вот и не скрывались. Но по отдельным оговоркам я сделал вывод, что все обстоит примерно так. Некий großer Kopf[15]должен проехать сегодня под утро в этом направлении. Примерно так.

– Ладно, дело ясное, что дело темное, – хмыкнул я. – Жаль, что нет подробностей, а с другой стороны, и не нужно. Не те у нас силы, чтобы сейчас засады устраивать. Так что там с батареей?

С батареей дело обстояло следующим образом. Сначала Гурский слегка заплутал, поскольку оврагов в этой местности оказалось два, и он, по закону подлости, сначала наткнулся на второй, в котором, как выяснилось, располагалась разбомбленная немцами зенитная батарея и остатки какой-то авточасти. Осознав ошибку – в темноте довольно сложно различить тип пушек, особенно после того, как по ним отработали бомбардировщики, перепахав позицию в кашу, – он сориентировался по карте и еще через километр вышел в нужную точку.

С полчаса поручик издалека наблюдал в бинокль за расположением шестой гаубичной, опасаясь засады, однако никакого подвоха не было: батарея погибла. Вот только уничтожили ее весьма странным образом… Побродив по позиции, Николай Павлович убедился, что батарею – в отличие от «соседки» – не бомбили с воздуха и не закидывали артиллерийскими фугасами. Все четыре шестидюймовки так и стояли неповрежденными, даже прицелы и замки на месте. Да и боеприпасы у них еще оставались, складированные в штабеля снарядных ящиков. Немного, но оставались. И самое главное – на земле обнаружилось множество стреляных гильз от немецких автоматов. Именно автоматов, а не карабинов, являющихся основным стрелковым оружием линейных частей вермахта. Гильз от советских трехлинеек почти не встречалось: сопротивления застигнутые врасплох артиллеристы практически не оказывали.

В общем, после осмотра позиции поручик сделал однозначный вывод: обслугу гаубиц внезапно атаковало некое подразделение, имеющее целью не столько уничтожение батареи, сколько захват личного состава. А уж когда он обнаружил в десятке метров тела погибших красноармейцев, аккуратно разложенные на траве, все и вовсе встало на свои места. Немцы искали кого-то конкретного, а всех свидетелей безжалостно уничтожали. Уцелевших после атаки и сортировки добивали контрольным выстрелом в голову, предварительно забирая документы: карманы гимнастерок оказались вывернуты у всех убитых. Единственным исключением стал комиссар, которого Гурский опознал по нашитой на рукаве звезде: его не застрелили, а закололи, пригвоздив к стволу сосны двумя трехлинеечными штыками, вбитыми прикладами на треть длины.

О том, кого именно искала немецкая штурмовая группа, ни у поручика, ни у меня сомнений не оставалось. Что ж, похоже, правы оказались именно те историки моего времени, что рассматривали версию о силовом захвате сына Сталина немецкой спецгруппой: судя по рассказанному поручиком, Яков Джугашвили в плен определенно не сдавался. И то, что он все же был захвачен немцами, вовсе не случайность. Да и на батарее, скорее всего, все же имелся предатель или немецкий агент. За ним целенаправленно охотились – и, увы, эта охота увенчалась успехом.