Читать книгу - "Ошибка "2012". Мизер вчерную - Феликс Разумовский"

Звук моторов приближался и нарастал. Казалось, самолёт проходил непосредственно над головами.

— Наши, наши, — угрюмо кивнул Краев, и в голосе его скользнула злость. — Бомбу везут.

— Бомбу? — поёжился Фраерман. — Неужели по нашу душу?

Пальцы вора бережно прижимали к груди подаренную Ерофеевной планшетку. Ничего дороже в этом мире для него не существовало. К тому, что его отряд привлекал внимание могущественных сил, Фраерман успел попривыкнуть. В лагерь стекались поистине удивительные личности, каждую из которых рада была бы прибрать к рукам то госбезопасность, то уголовная братия, то какие-то совсем уже запредельные сообщества. Но бомбу?!.

— Это навряд ли, — с задержкой отозвался Краев. Прищурился, дёрнул головой… Ни дать ни взять прислушивался к чему-то, на что был настроен только его мозг. — Нас, Матвей Иосифович, будут убивать по-другому. И не сейчас. За нами придут позже, ближе к утру…

Вот такая весёленькая перспектива. В голосе Краева, помимо злости, слышались горечь и досада. Дескать, что взять с остолопов. И почему именно они, остолопы, вечно распоряжаются бомбами?..

— Ну что, братва, гуляем? Вся ночь впереди, — вклинился в общение Приблуда.

Бьянка мрачно закусила губу. Песцов с ухмылкой осведомился:

— И сколько же у них мегатонн?

Смех и грех, он больше всего жалел о том, что не удастся как следует опробовать подаренный меч.

— Ещё тебе мегатонн! — хмуро усмехнулся Краев. — Обойдёшься. Курчатов точно здесь ни при чём.

Гул в небе между тем достиг максимума и стал удаляться куда-то на восток. Все, как по команде, перевели дыхание, Тихон перестал шипеть, Ганс Опопельбаум старорежимно выругался, у Зигги улеглась шерсть на загривке. Потом за горизонтом ухнуло и раскатилось. Дрогнула земля, встрепенулись деревья, туман заколыхался и пополз. Он казался разумным живым существом, тяжко раненным, ползущим отлёживаться в норе. И не вмешаться, не подхватить и не спасти…

— Ну вот и обошлись без Курчатова. И без него светлых голов у нас в России хватает, — зло прокомментировал Краев. — Вакуумная. С надписью на боку: «Писец». И главное, экологи возмущаться не будут[94]!

Голос у него дрожал, глаза мрачно горели. Вот тебе Беловодье, вот тебе новый роман про любовь-морковь в болотном краю, где через непроходимые топи невесомо ступают светлые тени…

Наливайко машинально взял Шерхана за ошейник. То ли придерживал глухо ворчавшего кобеля, то ли, наоборот, искал опоры.

— И что теперь? — тяжело вздохнул Василий Петрович и страдальчески посмотрел на Краева. — Вперёд, в нуль-портал?

Вот так изучаешь закономерности этого мира, штурмуешь очередной миллиметр крутой дороги познания, а потом бац! — и всё кувырком. Ставь какие угодно эксперименты, выводи завораживающей красоты формулы, а природа всё равно поведёт себя так, как приговорит старуха Ерофеевна. Не твоя дурацкая физика — её слово закон.

— Да нет, Василий Петрович, пока никаких телепортаций, — успокоил его Краев. — Спокойно пакуйте вещи и, кстати, ждите приятного сюрприза. Сегодня вы кое-кого встретите… — И прежде чем Наливайко успел открыть рот, повернулся к Варенцовой. — Оксана, милая, мне нужен котёл жратвы. Большой казан. Кидай все концентраты вперемешку, борщ не борщ, горох не горох, кисель не кисель, объедки не объедки… там переварят. Важно только количество. Тушёнку, сгущёнку и армейский сухпай не трогай, оставь на перспективу. Действуй. — Посмотрел на вытянувшееся лицо Варенцовой, ободряюще кивнул и перевёл взгляд на оборотня, закуривавшего сигарету. — Товарищ Опопельбаум! Отбой. Сорок пять секунд. Никаких водных процедур, никакой оправки, вперёд! Время пошло.

«Неведома зверюшка» покорно и молча поплелась к себе. Краев засучил рукава и решительно направился следом.

— Погоди-ка, — притормозила его Варенцова и для начала заставила глотнуть из ёмкости, что подарила Ерофеевна. — А то козлёночком станешь. Вот так, молодец, теперь иди. — Кивнула, приложилась сама и непререкаемо велела окружающим: — Причащайтесь, господа, здесь не в церкви, не отравят.

Когда все испили, она бережно убрала корчагу и отправилась на кухню ставить трёхведёрный котел. Краев, похоже, взялся за оборотня основательно.

— Квас как квас, ржаной, по-моему, — вытер губы Наливайко. Его супруга любила пробовать старинные и просто ностальгические рецепты, так что в квасах он понимал. — Похож на советский шестикопеечный, — заявил Василий Петрович с уверенностью киношного академика, тычущего пальцем в перфоленту: «Вот ошибка!»[95]— Только тот был, по-моему, всё же лучше. — Отодвинул миску с остывшей кашей, глянул на Шерхана, напряжённо слушавшего тишину. — Ну что, малыш, пошли собираться? И думать будем только о хорошем, договорились? Говорят, нас ждёт приятный сюрприз…

Прошёлся до кухни и отправил перловку — нет, не в помойное ведро, в фонд Ганса Опопельбаума. Сюда бы, право, супругу! Она бы им объяснила, как перловку надо готовить[96]…

— К этому квасу бы картошечки, да маринованной свёколки, да колбаски! — с чувством отозвался Фраерман и тоже отставил недоеденный ужин. — Под коньячок. Под армянский…