Читать книгу - "Чернь и золото - Адриан Чайковски"

— Мы все дуэлянты — это нас и связывает. Таниса и Сальма настоящие бойцы, а вот Чи… Чируэлл, племянница Стенвольда… Надеюсь, с ней все в порядке — она не такая крутая, как эти двое.

Скуто издал неприятный звук, в котором Тото не сразу распознал смех.

— Похоже, ты бегаешь за дочкой начальника, парень. — Ухмылка колючего жукана могла заменить собой три обыкновенных оскала.

— Ну, не то чтобы… ведь я полукровка…

— Мне можешь не рассказывать, парень. Меня даже в золоте и бриллиантах не пустили бы в самый поганый геллеронский бордель. — На жутком лице Скуто читалось сочувствие. — Давай-ка лучше займемся твоей батареей — она стреляет, ты говоришь?

— При достаточно сильном давлении воздуха мощность у нее будь здоров.

— Ты гвоздестрел никогда в руках не держал?

— Только модели, но нам в Коллегии демонстрировали, как он работает. — Думая о затерянной в Геллероне Чи, Тото всякий раз чувствовал внутри сосущую пустоту, но разговоры о механике успокаивали его.

— Славная штука. Принцип примерно тот же, что у твоей игрушки, только вместо сжатого воздуха используют порох. Гвоздь длиной с палец прошибает насквозь стальную плиту. Они, правда, шумные, и заклинивает их часто, да и порох — опасная вещь. Гвоздестрел, когда раскалится, может разлететься на части, как я слыхал, — тут стрелку и каюк. А ты чем намерен стрелять, арбалетными болтами?

— Лучше чем-то помельче.

— Расскажу тебе еще кое-что. — Скуто опять расплылся в ухмылке. — В прошлом году пришел ко мне Балкус, приятель мой, муравин-ренегат из Сарна. Был гвоздестрельщиком у них в армии, пока не сбежал, тут продолжал это дело, ну и попросил меня сделать его оружие понадежнее. Я, значит, ствол удлинил и сделал в нем нарезку спиралью. Заклинивает по-прежнему как зараза, но стрелять стал в полтора раза дальше, почти без промаха. Может, и с твоей придумкой то же самое сделать?

Тото, странно взволнованный, повертел эту мысль в голове. В Коллегии его идеи никогда не принимались всерьез.

— Попробуем, — сказал он. — Непременно попробуем.

— Так почему бы не приступить к делу прямо сейчас, пока маленькая армия Скуто занимается розысками?

Таниса быстро стала своей в Половинном Доме. Никакому наказанию за убийство ее не подвергли, и даже земляки убитого не таили на нее зла. Вместе с жизнью тот утратил всю свою ценность.

Никто из нового окружения, так охотно принявшего ее, не вспоминал, что она заняла чужое, еще теплое место. Свободных мест за столом Синона Половинного не водилось: каждый пришедший с улицы мог, если повезет, сесть на одно из них.

Вожак подарил Танисе два золотых кольца и пряжку в виде сороконожки, кусающей собственный хвост.

— На, возьми, — лаконично сказал он при этом.

— Мне и цветов бы хватило. — Украшения в стиле Половинного Дома были тяжелые, топорной работы.

Синон откинулся на подушку рядом с ней.

— Это не дар любви, моя радость. Это твоя доля от взноса Паллуса — свою я уже забрал.

Сознание того, что это наследство убитого ею человека, не всколыхнуло Танису — таких денег, даже по самым низким расценкам, у нее не было еще никогда.

С самого боя она ждала, когда же Синон бросит второй башмак, когда напомнит, что она у него в долгу — но он все молчал, хотя после смерти Паллуса прошло уже больше суток. Заняв свое высокое место, она от студенческих игр перешла к другой, смертельно опасной. Сколько ни тверди себе, что сделала она это ради Чи и других, легче от этого не становится.

А тут она еще и ночь провела с Синоном. Он не требовал от нее исполнить повинность, которую несли все прочие женщины дома, — просто дал понять, что хотел бы этого, и она согласилась. Во-первых, это было наилучшим способом укрепить свое положение, во-вторых, ей хотелось увидеть, что за зверь скрывается под мраморной кожей.

Синон сильно отличался от забитых полукровок, известных ей ранее, и оказался лучшим любовником, чем ее прежние (их было меньше, чем гласила молва). Ее будоражили его зрелый возраст, коварство и угроза, что в нем таилась. Он был предводителем воров и убийц, а теперь и ее повелителем, но в постели, по правилам старой игры, к ней переходила часть его власти.

И все-таки, лежа в его объятиях, Таниса представляла, как это было бы с Сальмой, и вместо кожи цвета ненастного неба ей виделась золотистая.

Это происходило в какой-то таверне — они наверху, несущие караул бандиты внизу. Синон, отдав ей золото мертвеца, закрыл глаза. Она могла бы перерезать ему горло прямо сейчас, и он, быть может, втайне ждал этого — известно ведь, какая репутация у арахнидов.

— За тобой долг, — промолвил он вдруг.

— Часть я, кажется, уже выплатила.

— Мы сделали это к взаимному удовольствию, разве нет? — Синон открыл глаза и даже немного обиделся, как ни странно. Ох уж эти мужчины.

— Хорошо, будь по-твоему, — улыбнулась она.

— Таниса, милая, я же вижу, что долго ты у нас не останешься. У тебя свой путь, и я тебя за это не упрекаю.

Она вопросительно подняла бровь.

— Не упрекаю, — повторил он, — но долги надо платить. Если я не буду на этом настаивать, мне конец. Ты должна мне за человека Малии и за помощь, которую у меня просишь. Вопрос только в том, как отдавать будешь — сразу или по частям.

— Если можно, то сразу, — без колебаний сказала она. — Только не обижайся.

— Честностью меня не обидишь, хотя убить за нее могу, — мягко сказал Синон. — Есть одна работа — сделаешь ее, и будем в расчете. На след твоих друзей я уже вышел.

— Через родню Стенвольда? — обрадовалась Таниса.

— Нет, они никого не видели, но след верный. Скажу при расчете.

Кто-то деликатно постучал в дверь.

— Командир, — сказал белокожий гигант, — есть новости.

— Идем. — Синон принялся одеваться, Таниса тоже.

— Что за работа? — спросила она, взглянув напоследок на мраморную мускулистую спину.

— Все своим чередом, — бросил он.

Великан внизу командовал, размахивая клешнями. Он был скорпи, изгнанным из пустыни на юге, и звали его Акта Барик. Клыки мешали ему говорить внятно, но он справлялся.

— Их человек скоро будет, — доложил он Синону.

— В чем дело? — спросила Таниса.

— У нас так улаживают споры — открыто, у всех на глазах.

— Не слишком ли благородно?

— Я ж не сказал, что это единственный способ, — весело хмыкнул Синон. — Бойцы, вперед. — Восемь бандитов, повинуясь приказу, вышли на улицу. Перед таверной никого не было, но в отдалении собиралась толпа.

— Но ведь Барик сказал «человек»? Один человек?

— Так договаривались, — кивнул Синон.