Читать книгу - "На тихом перекрестке - Инна Кублицкая"

Не торопясь, он прошел до остановки, сел в автобус, идущий к центру, и сошел с него на бульваре Анны-Лотты.

Лифт, к замкнутости которого он, кажется, начал привыкать, поднял Мартена наверх; выйдя из лифта, он шагнул к двери, без всяких проблем вставил ключ в скважину, повернул его и, когда дверь приоткрылась, увидел, что в квартире горит свет.

— Это я, Мартен, — раздался из комнаты голос Шано.

Он вошел и закрыл за собой дверь. Оказалось, что Шано не одна; в комнате, развалясь на тахте, смотрел телевизор широкоплечий увалень в обычном для современности синем потертом костюме.

— Это Виллем, — представила увальня Шано.

Парень воззрился на Мартена с нескрываемым интересом. Мартен любезно кивнул, но парень не ответил.

— Тебе кофе? — спросила Шано.

— Я бы чего-нибудь съел, — отозвался Мартен. — Но можно и кофе.

— Хорошо, — кивнула Шано, скрываясь в кухне.

Мартен поставил саквояж в шкаф.

— Интересно бы знать, — произнес Виллем, — что это у тебя в баульчике…

— У вас есть право на обыск? — с холодной учтивостью спросил Мартен.

Виллем молча показал ему удостоверение.

— А, полицейский, — поднял на него глаза Мартен. — Возможно, я плохо знаю законы, но мне кажется, это не дает вам права шарить в моих вещах.

— Не дает, не дает, — послышался веселый голос Шано. — Пошли его к черту, Мартен! Но поговорить нам все-таки надо.

— А ты тоже из полиции? — спросил Мартен.

Шано появилась в дверях кухни и протянула ему визитную карточку:

Сандра-Лузия (Шано) Шевальер

детектив

Сыскное бюро «Мюллер и Шевальер»

— Ага, — удовлетворенно сказал Мартен, прочтя карточку. — Вчера, помнится, вы мне тоже давали карточку, только без таких уточнений.

Шано пожала плечами:

— Обстоятельства бывают разными. И что это ты перешел на «вы»? — удивилась она.

— Мадемуазель — сыщик, — заметил Мартен довольно ехидно. — А я, надо полагать, преступник, которого вы долго заманивали в расставленные сети.

— Никто тебя никуда не заманивал, — сказала Шано. — Но есть ряд вопросов, на которые ты должен ответить.

— Должен? — Мартен удивленно поднял брови.

— Да, — подтвердила Шано. — Иначе я умру от любопытства.

— Ты же сыщик, — ответил Мартен, улыбнувшись, — вот и расследуй!

— Проще узнать от тебя самого, — ответила Шано и вдруг, вспомнив: «Ах, кофе!», исчезла на кухне. Оттуда донесся ее голос, но Мартен не расслышал, что она сказала.

— Что ты говоришь? — спросил он, подходя к дверям кухни.

Шано уже сняла с плиты кофе и готовила бутерброды.

— Я говорю, что кое-что я все-таки расследовала. — Она достала чашки для кофе. — И пригласила сюда правнучку Акила Героно.

— Героно? — встрепенулся Мартен. — При чем здесь какой-то Героно?

Шано махнула рукой.

— Не притворяйся. Я же видела, как ты даже в лице переменился, когда прочитал некролог в газете, — сказала она. — Ну, а когда я узнала, что Акил Героно в молодости был знаком с неким Мартеном Саба…

Договорить она не успела. Мартен выскочил из кухни и в два прыжка оказался около шкафа, где стоял его саквояж, от которого только что отскочил Виллем.

— Я же тебе сказал, не лезь в саквояж! — грозно крикнул Мартен.

— Эй-эй, потише! — сказала, возникая в дверях кухни, Шано. — За стенкой Рыжий Долем живет. Не хватало еще, чтобы он здесь появился!

— Кто такой этот Рыжий Долем? — спросил Мартен.

— Инспектор Карс Долемгамель из отдела убийств, — ответил Виллем. — Незатмеваемая звезда Главного полицейского управления. — В его голосе слышались нотки откровенной завистливой неприязни, и Мартен, усмехнувшись, обернулся к Виллему:

— Своих же боишься?

Виллем не ответил.

Из кухни появилась Шано с подносом в руках. Она поставила его на низенький столик перед тахтой, а сама по-турецки села прямо на ковер, благо на ней сейчас тоже были джинсы.

Мартен присел на тахту. Оживленно зашевелился было и Виллем, но, потянувшись к кофейнику и обнаружив рядом с ним только две чашки, удивленно посмотрел на Шано.

— А тебе пора домой, дружочек, — ответила на его немой вопрос девушка, беря с подноса бутерброд с ветчиной. — Время за полночь, Нелли уже наверняка волнуется.

Виллем открыл было рот, чтобы возразить, но тут зазвонил телефон.

— О! — сказала Шано, будто ждала этого звонка. — Возьми-ка трубку.

Виллем повиновался.

— Да? — сказал он и надолго растерянно замолчал. Из трубки доносилось невнятное, но явно недовольное бормотание.

— Да… да… — несколько раз повторил в трубку смущенный Виллем, пытаясь прервать весьма неприятную, похоже, для него речь. — Не волнуйся, Нелли. Мы тут с Шано… работали… Что ты, что ты! Я как раз собирался тебе позвонить… Да… — еще раз повторил он. — Уже иду.

Он положил трубку и зло глянул на невозмутимо жующую бутерброд Шано.

— Лгун, — произнесла та с ехидной усмешкой; в глазах у нее так и прыгали веселые чертенята. Она передразнила: — «Не волнуйся, я как раз собирался позвонить, уже иду…»

Виллем резко встал из кресла, схватил свою куртку и решительно зашагал из комнаты. Но все-таки не выдержал. Уже из коридора донеслось раздраженное: «Ведьма! Ведь специально подстроила!», и дверь за ним громко захлопнулась.

Мартен и Шано переглянулись и, не выдержав, громко рассмеялись.

— Слушай, — выговорил сквозь смех Мартен. — А ты действительно подстроила?

— Ей-богу, нет, — давясь смехом, ответила Шано. — Случайно. Я сама чуть не поперхнулась, когда зазвонило… — она снова заразительно прыснула хохотом.

Это, казалось бы, совершенно незначительное происшествие что-то изменило в Мартене Саба. Простой смех, такой неожиданный и потому естественный, дал ему разрядку от свалившихся на него событий последних двух суток. Только сейчас, на мгновение забыв о том, что с ним случилось, он вдруг ощутил — не умом, а всем своим существом, — что он, Мартен Саба, в этом времени уже не пришелец из прошлого, а часть этого, пока еще странного, не совсем понятного, но уже его, Мартена Саба, мира.

Он все еще продолжал смеяться, но уже ощутил в себе это новое чувство. Так бывает, когда долго и нудно чем-то болеешь и вдруг в одно прекрасное утро просыпаешься совершенно здоровым: никакой болезни нет, есть воспоминание о ней; тело и душа помнят ее тяжесть, но теперь об этой тяжести уже можно говорить в прошедшем времени, можно даже посмеяться над ней.