Читать книгу - "Волчье солнышко - Александр Бушков"

Кто много жизней проживет,

умрет в любой из них.

О. Уайльд

В первом часу ночи императору показалось, что кто-то трясетего за плечо, настойчиво, но деликатно, и женщина в сиреневом, с длиннымисветлыми волосами и огромными светло-серыми глазами наклоняется над ним. Онпроснулся, но никого не увидел у постели. Проще всего было решить, чтоСиреневая Дама попросту приснилась, но император слишком хорошо помнил историюсвоего рода и понял, что она приходила в самом деле, как приходила к егопредкам, когда…

И тогда он сполз с постели, выбрался в коридор, правой рукойцепляясь за стену, а левой придерживая изъеденную метастазами печень, и побрелкуда-то.

Неподвижно стояли в коридорах и на лестницах рослыегвардейцы в алых ментиках. Ровным розовым светом горели лампы. Шарканье ног неразгоняло тишину, а делало ее плотнее, гуще.

Нужно было иметь смелость признаться себе наконец, что этоткоридор, лампы, перила, ковры – в последний раз.

Император добрел до фамильной портретной галереи, всем теломнавалился на дверь и упал, когда она распахнулась. Долго лежал, прижавшисьщекой к жестким выпуклым узорам ковра. Едва поднялся.

Длинный ряд портретов в толстых золоченых рамах заполнялстену, и император, шатаясь, брел мимо них, как генерал на смотру – отнастоящего к прошлому. С каждым новым портретом он уходил все дальше, и времяотступало все дальше и дальше – к годам без электричества, векам без пара,тысячелетиям без пороха…

Со стены любопытно смотрели на потомка хмурые почтенныестарцы в высоких париках, юные дамы с голыми плечами и невероятно пленительнымипорочно-невинными улыбками, солидные увядшие матроны, красавицы в пышных жабо.Это все были писанные при жизни, вот и последний из них, Ясный Стахор, зверь ипокровитель звездочетов, тиран и печальник о благе народа.

Потом пошли те, чей облик в свое время кропотливореконструировали по черепам: бородатые мужики в отделанных золотом кольчугах,алтабасе и аксамите, иконописной красоты женщины в расшитых самоцветами платьяхи глухих платах, закрывавших волосы и шею.

Каждый из них сделал что-то, остался в истории – пусть дажеблагодаря жестокости или превышавшим понимание потомков постельнымспособностям. Незначительный человек приятной внешности и громкого титула,бледный отблеск некогда сиявшего ярко, давно и навсегда ушедшего времени –корон на головах, а не в сейфах, скипетров и тронов, подлинной, не номинальнойвласти, неуклюжих пушек, кровавых интриг, вырванных языков, немощеных дорог,продуваемых ветром замков с золотой посудой и нужниками во дворе, вязнувших вгрязи лошадей и чадящих факелов. Он был – никакой…

Последний портрет – князь Мал, победитель Игоря и Ольги,завоеватель Киева. А дальше – ничего, дубовая панель, глупое бра, три розовыелампы на…

Император стоял и пытался собрать во что-то определенноебеспорядочно мельтешащие мысли. Князь Мал хмуро смотрел на него, потом едвазаметно отвел взгляд так, чтобы казалось, будто сам он ни при чем, а винойиллюзии – живописец и освещение. А сам Мал вовсе и не отводил глаз… Что-толедяное, мерзкое, липкое, живое поднималось к пояснице, вот оно уже затопилоподбрюшье, ползет выше…

Как это звать? Все вместе называется бра. Розовые шары – этолампы. А те золоченые гнутые штуки, на которых держатся лампы, – какназываются они? Неужели это и есть последнее, о чем в такую минуту может думатьон, император, один из немногих сохранившихся на планете монархов?

Но как же все-таки зовутся эти штуки? Липкое, ледяное ужевползало под ребра, и нужно было успеть, вспомнить. А может, он и не знал?Император повернул голову к двери и от этого такого обычного движения вдругоказался на полу, и тело не почувствовало боли от удара. Он открыл рот – голосане было. В дверях возникло пляшущее пятно света, оно приближалось, надвигалось,росло, заслонило весь мир, там, в этом ослепительном круговороте света, былотцветающий яблоневый сад загородного дворца, и ослепительно синее небо, Ирина,едва вставшая на ноги, смеясь, ковылявшая по тропинке, и молодой капитанМорлоков с приставшими к погону белыми лепестками, и тут же няня держитНаташку, и умиленные до приторности лица свитских генералов…

Но как смеет Сиреневая Дама грустно и ласково улыбаться егодевчонкам? Ведь тут он сам, он тут са…

Когда лейб-онкологи осмелились войти, он уже окоченел.Стеклянный взгляд был прикован к розовым шарам бра. На дубовых панелях медленногас сиреневый отблеск.