Читать книгу - "Метро 2033. Корни небес - Туллио Аволедо"

Потом, прежде чем самому получить помощь, он большим пальцем показал на лежавших на полу мужчин. Их почти полностью покрыл мелкий снег. Они уже стали похожи на привидения.

«Хочешь сама сделать это?» — спросил он Адель.

Она сделала отрицательное движение головой.

Должно быть, глядя на нее, капитан Дюран подумал, что Ломбар — очень красивая девушка и что под грязью, и шрамами, и волосами, похожими на шерсть бродячего пса, должно было скрываться очень красивое лицо.

«Хорошо, тогда я», — сказал он спокойно. Снег затрясся на телах пленников, когда они догадались о его намерениях. Но они, естественно, ничего не могли поделать. Тот, что помладше, завыл, когда лезвие огромного ножа вонзилось сперва в его гениталии, а затем в горло.

Второй завизжал, как свинья, которую режут.

Вот, в общем, и все.

Ее спаситель за ноги оттащил трупы подальше от огня, который он развел посильнее, бросив в него обломки деревянного ящика.

Затем он сел рядом с ней.

Она попросила у него разрешения обработать рану на его виске.

Он подчинился ей, как будто это был приказ.

«Как тебя зовут?» — спросил он ее.

Но было еще не время. Она промолчала, нежно и умело обрабатывая его рану.

«Из тебя получился бы хороший врач», — сказал он ей.

«Я им и была, — ответит она ему несколько недель спустя. — То есть, в некотором роде. Университетов больше нет, но я все равно в некотором роде доктор».

«Сколько тебе было лет, когда это произошло? Я хочу сказать…»

«Двенадцать».

«Ты очень красивая».

«Нет, это ты красивый», — ответит она ему, потягиваясь под защитой одеял и его объятий, таких крепких…

— Мы не занимались любовью. Не в ту ночь.

— Необязательно… — пытаюсь я перебить ее, но она не обращает на меня внимания.

— Говорить об этом для меня не проблема. А для вас?

— Я священник.

— Но в то же время и человек. Как Иисус. Иисус же был человеком, правда? Он, как и мы, был сделан из мяса.

— Ну…

— Погодите. Мне не нужен урок теологии. Я хочу узнать у вас одну вещь. Что, по-вашему, мы должны были сделать с людьми в той комнате? Они ели своих собственных детей. Убивали. Разводили детей, как свиней…

— Не мне судить их.

— Ах так? А кому?

— Богу, естественно.

— Ах, конечно. Богу. Как же я могла об этом забыть! Бог, который приговорил к смерти миллионы, миллиарды людей и оставил в живых эту падаль…

— Вы жили с ними.

Адель поворачивается с полными гнева глазами.

— Не смейте смешивать меня с этими людьми! Я не была одной из них. Марк привел меня именно для того, чтобы я помогла им бросить это. Это я начала заниматься этой станцией. Я сделала все для того, чтобы заставить их… бросить старые привычки…

— И все же вы подали мясо на вчерашнем ужине.

Ломбар краснеет. Румянец распространяется на ее белой коже, как след от пощечины.

— Это была не моя идея.

— Нет? Но и не их, сдается мне. Насколько я помню, никто из жителей Станции не притронулся к мясу.

Она не отвечает. Молча смотрит на металлическую дверь, скрывающую то, что было зловещей фермой, а теперь стало могилой.

Потом она произносит шепотом слова:

— Вчерашнее мясо… это был сын диакона…

Я отворачиваюсь. Волна желчи поднимается из моего желудка. Меня выворачивает. Кислой, отвратительной рвотой. Адель поддерживает мою голову, помогая мне устоять на ногах, пока я извергаю из своего рта все, кроме воспоминания, оставшееся от этого мяса.

Я снова поднимаю голову. Вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Вы не могли бы помолиться за них? — шепчет Адель…

— Конечно.

Вечный покой даруй им, Господи,

и вечный свет пусть светит им,

да упокоятся с миром.[47]

Аминь.

Почему я чувствую себя так фальшиво, произнося эти слова?

Почему мне кажется, что ошибаюсь я, а не Ломбар?

— Господь всемогущий, — говорю я, — сжалься над ними и над теми, кто сделал зло им и их детям. Совершенные ими грехи не заслуживают кары Твоей. Сдержи гнев Свой в бесконечной справедливости Своей и даруй им возможность обрести на груди Твоей покой, которого они не смогли обрести на этой Земле.

— Аминь, — говорит Адель. — А теперь идемте, святой отец. У нас мало времени.

Вернувшись в комнату, мы обнаруживаем, что худшее, как я и боялся, уже произошло. Все жители станции Аврелия лежат на полу, как сломанные куклы. На них практически нет крови. Я понимаю, что именно здесь произошло, только когда замечаю четыре прислоненные к стене мотыжные рукоятки со снятыми наконечниками. Одна из них сломана.

Я оборачиваюсь к Ломбар, ожидая увидеть на ее лице выражение ужаса при виде того, что случилось с людьми, с которыми она прожила столько времени.

Ничего подобного. Никакой реакции. Она абсолютно холодна, как будто ожидала увидеть именно это. Непристойную общую могилу, в которую превратилась эта комната.

— Я буду готова через пять минут. Мне нужно сходить в лабораторию за моими записями.

Ломбар разворачивается на каблуках, равнодушная к сцене смерти.

— Они сами выбрали это, — сухо говорит Дюран, поймав мой взгляд.

— Как будто у них был выбор.

— Был. Умереть сразу или отправиться в путь. Они выбрали, — повторяет он ледяным тоном. — А теперь давайте выбираться отсюда. Мы уже потеряли целый час темноты.

— Забыли кое о чем? Наши сани рассчитаны на восьмерых. А теперь нас девятеро.

— Мы поедем не на санях.

Медленно маневрируя, сержант Венцель вывел за пределы станции странный автомобиль, похожий на доисторическое животное. Я знаю, как он называется. В мире до Великой Скорби он был символом экономической мощи и высокомерия. Это «хаммер», военный джип, стальной бык, не подходящий для мирных улиц старого мира. Но для нашего мира он идеален. На крыше установлена дюжина фар, а на морде — снегоочистительный ковш. Он желтого цвета. Абсурдный цвет, режущий глаза.

Гвардейцы загружают в просторный багажник оружие и снаряжение, в том числе загадочный тяжелый ящик.

— Красивый, а? — говорит Бун, толкая меня в бок. — Мы приехали сюда ради него. И ради мяса, — прибавляет он с дьявольской ухмылкой.