Читать книгу - "Суворовец. Том 3 - Анна Наумова"

играть в самодельные дартсы — плеваться в вырезанную из бумаги и приклеенную изолентой мишень на стене.

Красота! Можно наслаждаться последними деньками на «воле».

Ни тебе нарядов, ни заученных рапортов, ни строевой… А до возвращения в училище еще целых две недели! И от грядковой повинности освободили! Бабушка, сорвав спину во время работы в парнике, поняла наконец, что здоровье важнее, чем сотня закатанных банок, и разрешила братьям вернуться в город пораньше.

«Что за дела», стало ясно тем же вечером, когда в комнату заглянула мама, на ходу вытирающая руки фартуком.

— Не всю стену заплевал еще, Тимошка? — хмуро поинтересовалась она. И протянула сыну авоську. — На, в магазин хоть сходи. Я драники делать собралась на ужин, а картошки кот наплакал. Три штуки всего осталось.

Тимошка неохотно слез с кровати и нашарил шлепанцы. А всего через пару минут, выбежав во двор с авоськой в одной руке и мятой трешкой, выданной мамой, в другой, он нос к носу столкнулся с Тимуром и Машей, которые мило ворковали у подъезда.

— Во дела! — потер он затылок. — Машка, привет! А вы чего, с Тимуром гулять намылились? А меня чего не позвали?

— Привет, Тимонтий! — весело поздоровалась со вторым близнецом Маша и махнула сумочкой. Она по старой детсадовской привычке звала его «Тимонтием». Так Тимошку когда-то прозвала нянечка в садике, а остальные подхватили. Так и прилипло. — Так я же вас обоих звала прошвырнуться! А Тимур сказал, что у тебя живот болит…

Тем же вечером у братьев состоялся прямой и малоприятный разговор. Скрывать друг от друга внезапно возникшую влюбленность к подруге детства было бессмысленно. Настало время решать вопросы.

— Значит, она тебе нравится… — хмуро констатировал Тимошка, сидя на кровати по-турецки. — А чего раньше-то молчал? Тоже мне, брат называется. «Живот болит»… Опозорил меня при девчонке!

— Не знаю, — тоже хмуро сказал Тимур, застигнутый врасплох. — А чего говорить? «Прости, брат, но я теперь хочу с Машкой не просто дружить…» Бредятина же?

— Бредятина… — согласился Тимошка, ковыряя болячку на коленке. — Зато честная. Лучше, чем брехня про ягоды. М-да… дела! Во Машка дает! Никогда бы не подумал! А мы ведь с ней пожениться собирались…

— И что? Вспомнила бабушка, как девочкой была… — перебил воспоминания близнец. — Вам тогда по сколько было, Тим? Лет по пять?

— Ну и что? — пожал плечами Тимошка. — Какая разница? Хоть три! Зато я, в отличие от тебя, с ней целовался… Пусть и в пять лет!

— Мои поздравления… — неохотно отозвался Тимур. Разговор явно не доставлял ему удовольствия. — Я в душ!

— Погоди, Тимур! — остановил брата Тимошка. — Ну… Ну давай, чтобы не ссориться, скинемся на «камень, ножницы, бумага»? А? Кто победит, того Машка и будет!

А что? Вариант.

Однако Тимур не спешил принимать участие в игре.

— Сдурел, что ль? — отмел он мигом предложение брата: — «Камень, ножницы, бумага»… До сих пор детство в одном месте играет. Не буду я скидываться. — И ответил уже из коридора: — Человек — не вещь. Она сама выберет, кого любит.

С того дня и образовался любовный треугольник.

Поначалу братья не ссорились. Тимошка вроде бы и сам не понимал, нравится ему Маша или нет. Он вообще мало что понимал в этой жизни. Ясно ему было только одно: он не хотел терять дружбу ни с подругой детства, ни с братом.

Да и Машка вроде бы пока еще не воспринимала Тимура как своего парня. Общалась с ним, как с давним приятелем. Могла и сама «прошвырнуться» пригласить. И его, и Тима. Теперь, правда, гораздо реже — началась казарменная жизнь со всеми ее прелестями.

Но несколько недель назад все поменялось.

Братья собрались в заслуженный увал.

— Давай в кино сходим! — предложил Тимошка, когда они, вернувшись домой, вдоволь налопались маминых тефтелек и сидели, развалившись на узком кухонном диванчике. Больше дома никого не было. — Уф-ф! Я обожрался. Тимур, ты идешь?

— Я? — рассеянно отозвался брат. — Слушай, Тим… Я, наверное, пас… Поваляюсь-ка сегодня дома. Если хочешь, иди один… В училище встретимся!

— С чего-то баня вдруг упала? — изумился Тимошка. — Тебя же обычно хлебом не корми — дай только киношку зазырить!

— Да говорю же! — кисло ответил братец, отвернувшись. — На строевой ногу подвернул. Еще в четверг, помнишь? До сих пор ноет. Хочу побатониться.

— Ладно, дед! — хмыкнул Тимошка. — Кряхти дома со своей ногой, если так хочешь. А я побег! Не забудь, увольнение у нас до вечера, а не до завтра!

А всего через час пришлось вернуться. Тимошка-растяпа вспомнил, что забыл увольнительную. Выложил случайно на тумбочку в прихожей, когда рылся в карманах. И забыл… А без этого очень важного клочка бумаги возвращаться в училище никак нельзя.

Ругая себя за забывчивость, близнец повернул в замочной скважине ключ.

«Ладно»… — решил он. — «Забыл, так забыл. Тогда на сегодня кино отменяется. Сам виноват. Чайку попьем с Тимуром — и на базу, в училище!».

Однако тут взгляд Тимошки упал на вешалку.

Знакомый плащик. И сапожки. И сумочка.

— Мама, наверное, вернулась! — донесся из комнаты негромкий, взволнованный голос Тимура. — Вот блин!

Раздалась непонятная возня.

— Ой-ой-ой! — ответил ему другой, тоже хорошо знакомый. — Тимур, дай мне кофточку скорее!

Глава 14

— Ясно! — прервал я сбивчивый Тимошкин рассказ.

В целом, и так все было понятно.

Неважно, чем закончилось приватное свидание Тимура и Маши в квартире Белкиных: просто поцелуями или же чем-то большим. Я, в конце концов, не ханжа, а нормальный мужик. Все мы — взрослые люди. Ну, или почти взрослые.

Важно то, что теперь Тимошка считал своего родного брата предателем. И всерьез.

Надо бы ему подкрутить в его коротко стриженной башке пару винтиков. А так Тимошка — парень очень даже неплохой. Подрихтовать чуток только его надо…

— Хорошо, что я в училище живу! — хмуро констатировал Тимошка, смахивая с грязного стола крошки прямо на пол. — А то пришлось бы ночевать в той же комнате, где этот предатель… с ней…

Тут Белкин снова брезгливо поморщился. Совсем как тогда, на крыльце училища. Когда увидел, как соединились руки Тимура и Маши.

— И в чем же тут предательство заключается, Тим? — поинтересовался