Читать книгу - "Малая земля - Олег Таругин"

ПОБЕГ

Абрау-Дюрсо, 8 февраля 1943 года

— А требуется от тебя не так, чтобы шибко много, — Степан помог «есаулу» подняться. Сперва тот попытался, было, гордо проигнорировать протянутую руку, но старлей просто рывком вздернул его на ноги, буркнув «не дури», и подтолкнул к двери:

— Просто прикажешь караульному привести сюда моих товарищей. Скажешь, господин майор распорядился. Никаких подозрений это не вызовет, да и лишних вопросов румын задавать уж точно не станет, так что не нужно хмуриться и играть лицом. Просто делай, что сказано. Когда парни окажутся в этой комнате, будем считать, что первую часть договора ты выполнил. Дальше ты меня станешь интересовать исключительно в качестве переводчика. Вот только не нужно втирать, что он тебя не поймет: по-немецки он не хуже тебя чешет, лично слышал.

— Глупо, — буркнул тот. — Как ты собираешься отсюда выбираться? В поселке больше роты румынской пехоты, да и немцев полно. Плюс моя сотня, не полная, конечно, но тоже сила немалая. Не вырвешься. А ежели и свезет, так на околице перехватят, там постов полно. После вчерашнего нападения на Глебовку, почитай, все дороги перекрыты.

— Мы уже на «ты»? — хмыкнул Алексеев, придирчиво осматривая оберст-лейтенанта. Вроде ничего так, с первого взгляда определенную помятость точно не разглядишь, а приглядываться румын точно не станет — не тот психотип. Поскольку у него все мысли на простодушном лице буквально аршинными буквами написаны, все обе. А вот клапан кобуры мы застегнем, чтоб не было заметно, что внутри пусто. И сбившийся под ремнем кителек со всем тщанием оправим.

— Впрочем, хрен с тобой, я не против… союзничек. Мы сейчас в одной дырявой лодке, ежели схалтуришь или шепнешь чего лишнего, первая пуля тебе, вторая — майору, третья, понятно, моя. А насчет отхода не волнуйся, скумекаю что-нибудь. Здесь мне оставаться всяко смерть.

— Добро, сделаю. Все одно вам отсель никак не уйти. Обидственно только, что и меня ни за что, ни про что на тот свет утащишь.

— Все, поговорили, — прекратил дискуссию морпех. — Давай, зови румуна. А за твоей широкой спиной постою, — в поясницу «есаула» уперся пистолетный ствол. — Без глупостей только, ладушки? Я, кстати, не шутил, лично мне твоя жизнь и даром не нужна. Срастется все грамотно — может, и поживешь еще. Хотя за товарищей моих, извини, ручаться никак не могу. Сам виноват — слыхал я, как ты к пленным относишься.

Скрипнув зубами, пленный толкнул дверь, в проеме которой тут же нарисовался давешний караульный. Поколебавшись пару секунд, казак ему что-то отрывисто приказал. Кинув ладонь к каске, тот развернулся и гулко забухал подкованными ботинками по коридору.

Краем глаза приглядывающий за майором Алексеев заметил, как удивленно вытянулось его гладко выбритое лицо. Характерно так вытянулось, ажно челюсть слегонца отвисла. Что ж, по крайней мере, теперь Степан точно знает, что казачок произнес именно то, что от него требовалось. И на том спасибо.

— Он все сделает, — деревянным голосом отчитался «есаул», аккуратно прикрывая дверь. — И господин майор теперича слышал, что я говорил, — лицо предателя исказила невеселая усмешка. — И нету мне ныне пути обратного, так уж выходит…

— Нету, — согласился Степан, самую чуточку расслабляясь. — Покуда фриц жив. Поскольку других свидетелей тут не имеется. Так что ты теперь в сохранности его тушки вовсе и не заинтересован, а?

— Специально так сделал? — набычился казак, тяжело опускаясь на диван, к которому его ненавязчиво подтолкнул старлей, и складывая ладони на коленях.

— Да вот нечем мне больше заниматься, только тебя специально подставлять! — фыркнул старший лейтенант, аккуратно выглянув в выходящее на задний двор окно. За не слишком чистыми стеклами царила тишь да благодать. В том смысле, что не наблюдалось праздношатающихся вооруженных гитлеровцев, томимых неодолимым желанием внезапно заглянуть внутрь комнаты. — Просто совпало так, уж не обессудь. Небольшая подстраховочка.

На несколько минут в комнате повисло тяжелое молчание. Прислонившемуся к простенку меж окнами Алексееву говорить не хотелось (да и о чем, собственно?), понуро повесившему голову «есаулу» сказать было просто нечего, а хер майор лишь многозначительно хмурился, недобро посверкивая злым взглядом из-под насупленных рыжеватых бровей то на одного, то на другого. Видать, пытался просчитать, что именно задумал подлый русский, и как себя вести дальше, дабы ненароком не отправиться раньше времени на встречу с прекрасными Валькириями. Ну, думай, фриц, думай, глядишь, чего умного в башку и придет…

Как ни странно, первым молчание нарушил казак:

— Слушай-ка, а вон насчет погон золотых — то ты сбрехал, али как? Ответь, не подличай, ась? Чую, что так, что эдак, а всяко недолго мне жить осталось.

— Правду, — морпех хотел было назвать предателя по имени, но так и не смог заставить себя это сделать. — И погоны вернули, и командиров теперь снова офицерами называют. Да и кресты Георгиевские никто носить не запрещает. Так что отстал ты от жизни, есаул! Ты, кстати, раньше-то в каком звании служил?

— Так есаулом-то и был, — криво усмехнулся тот, не глядя на морпеха. — Угадал ты, как в воду глядел. Вумный…

— Да не жалуюсь, — беззлобно огрызнулся Степан, чутко прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. И где там этот мамалыжник запропастился, тут идти-то всего ничего? Ага, вот, похоже, и он — в коридоре затопали шаги нескольких человек. В дверь осторожно постучали.