Читать книгу - "Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов"

— Даже так.

— Так точно.

— Присядьте.

— Слушаюсь.

Шестаков опустился на стул, гадая, что же последует вслед за этим коротким диалогом. Либо господин капитан промаринует много о себе возомнившего прапорщика, либо все же проведет к Брусилову, причем без очереди, либо очень скоро в приемной появятся представители контрразведки. Хм. Вообще-то последнее очень даже возможно. Мало того, более ожидаемо.

Может, он погорячился, когда решил пролезть вот так, напролом. Кратчайший путь далеко не всегда приводит к цели за наименьший отрезок времени. Порой он оказывается куда длиннее, чем самый что ни на есть обходной. Ну да ничего, он выяснит это практически…

— Господин прапорщик, пройдите, — произнес капитан, появляясь из-за двери кабинета командующего, после того как приемную покинул очередной посетитель.

Хм. Вот так просто? Нет, он, конечно, в курсе, что наглость города берет. Мало того, он именно на это надеялся. Но в тот момент, когда Шестаков понял, что прав, он сильно удивился тому, как противник еще не уничтожил к чертям собачьим все командование русской армии. Хм. С другой стороны, убери этих по большей части бестолковых, и на их место очень даже могут прийти молодые, энергичные и далеко не глупые. Так что тут палка о двух концах. Но все равно бардак какой-то.

— Ваше высокопревосходительство, прапорщик Сорок седьмого Украинского полка Шестаков.

— Здравствуйте. господин прапорщик. Итак, что там такого мне передает Алексей Максимович, чего не может доверить ни телефон, ни телеграфу.

— Германское командование начало переброску Одиннадцатой армии Макензена на станцию Новый Сандец с целью проведения наступательной операции на участке нашего фронта.

— Интересно. А поподробнее?

— Я прибыл не от генерала Каледина, это моя собственная инициатива. Согласно моему командировочному предписанию, я доставляю пленного, располагающего важными сведениями, в разведотдел армии. Но то, что я вам сказал является совершенно достоверным.

— То есть вы вот так, по собственной инициативе и без особого труда, попали в кабинет командующего?

— И при оружии, ваше высокопревосходительство, — кивая в такт своим словам, подтвердил Шестаков.

— Замечательно. Не штаб армии, а какой-то проходной двор.

Чего было в словах командующего больше — злости, разочарования или все же праведного гнева по отношении к наглому прапорщику, так сразу и не поймешь. Главное, чтобы этот гнев не застил ему разум. Нет, в итоге они, конечно, во всем разберутся, и Шестакова за этот проступок не расстреляют. Но если он ошибся в командующем и тот распорядится об аресте, то плакали его надежды на поддержку Брусилова в организации собственного отряда. И придется все начинать с самого начала.

В кабинет вошел адъютант. Как видно, у генерала имелась кнопка вызова. А почему бы и нет, если на столе стояла электрическая настольная лампа с зеленым абажуром, да и под потолком люстра с лампочками, а не со свечами. Брусилов посмотрел на вошедшего капитана, потом на вытянувшегося в струнку прапорщика и тяжело вздохнул.

— Рязанцев, с вами я потом разберусь. Пока идите. Ну а вы, господин прапорщик, продолжайте. Я жду подробности.

Ну что же, хорошо уже то, что он не ошибся в личности Брусилова. Значит, не все еще потеряно. Хотя это пока ни о чем не говорит. Но как там пел в своей песенке Д’Артаньан из мультфильма его молодости: «Меня не слышат, это минус, но и не гонят, это плюс». Так что ищите позитив во всем, так жить легче…

— Вот, значит, как. Интересно. Очень интересно. Но это только слова. Чем вы можете подтвердить эти сведения? — задумчиво и очень серьезно поинтересовался Брусилов.

— К сожалению, вы абсолютно правы, это просто мои слова. Я могу дать честное слово дворянина, но признаться, если бы вы доверились ему, то я серьезно усомнился бы в вашем здравомыслии.

— Прапорщик, не зарывайтесь!

— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство.

— Хм. Признаться, я и сам бы усомнился в своем здравомыслии.

— Именно поэтому я считаю, что данную информацию должны подтвердить и другие источники. И потом, у меня есть только разговор двух австрийских генералов, без какой-либо конкретики. Решился же я на подобный шаг потому, что имею совершенно конкретные предложения по организации разведывательно-диверсионной деятельности на фронте.

— Отчего же тогда вы не обратились в разведотдел, а сразу ворвались ко мне?

— Время, ваше высокопревосходительство. Идет война, и раскачиваться попросту некогда. У меня уже есть полностью сформированная группа в составе одного отделения. За пару месяцев я смогу увеличить ее численность до полусотни или даже сотни человек. Но если я буду действовать по правилам, обращаясь по команде, то очень может статься, что мои предложения попросту лягут под сукно. Методы, предлагаемые мною, несопоставимы с офицерской честью и подразумевают действие из-за угла. Словом, большинству нашего офицерского корпуса они покажутся недостойными и бесчестными. Поэтому шанс, что мои предложения не дойдут до вас, очень велики. И потом сам я могу погибнуть под очередной бомбежкой. Вот я и решился на подобный шаг.

— Считаете себя незаменимым?

— Возможно, кто-то и разделяет мое мнение. Но я уж точно первый, кто за собственные средства экипировал отделение солдат и подошел к этому вопросу с практической точки зрения. А еще я уверен в том, что смогу добиться серьезных результатов.

— А если я вас разочарую, господин прапорщик?

— В любом случае от этой выходки будет хоть какая-то польза.

— Например?

— Думаю, что после моего представления вопросу обеспечения безопасности штаба теперь будет уделено должное внимание.

— Я гляжу, вы во всем ищете позитивное зерно. Хорошая жизненная позиция. А пленный-то ваш существует?

— Так точно. Он на улице. За ним присматривают двое моих бойцов.

— Вот берите его и отправляйтесь в разведотдел. А в двадцать ноль-ноль жду вас у себя в кабинете. Можете идти.

— Слушаюсь.

«Нда-а. Дела-а… Не было печали, так еще и командира комендантской роты нужно будет пропесочить. Ох, да когда же за всем этим поспеть? А этот Никитин… Нет, офицер он, конечно же, старательный и до генеральских погон дослужился вполне заслуженно. Вот только уж больно нерасторопен и порой невнимателен, а на должности генерал-квартирмейстера это никак не допустимо. Уж он-то знает, не один год тянул эту лямку. Так то в мирное время, а нынче время военное, а потому оборотистость должна быть куда более значительной».

— Капитан Игнатов.

— Я, ваше превосходительство, — тут же козырнул остановленный в коридоре командир комендантской роты.

— Что за безобразия творятся у нас в штабе? Какой-то прапорщик проходит прямиком в кабинет к командующему, как к себе домой, по какому-то надуманному поводу.