Читать книгу - "Время библиомантов. Противостояние - Кай Майер"

Примерно на одну минуту она застыла в этом положении, ни Пип, ни Пасьянс в это время не издали ни звука. Наконец она подняла глаза – сначала на Пипа, а потом на неподвижного южанина. Длинным указательным пальцем она ткнула сначала в него, затем в Замзу и повторила так три раза, после чего Пасьянс прошептал:

– Что она хочет сказать?

– Мне кажется, она просит, чтобы ты взял под защиту и Замзу.

Нассандра кивнула, и первый раз в жизни Пип увидел её улыбку. Его с ног до головы охватило радостное волнение.

– Рад стараться! – сказал Пасьянс и торжественно приложил руку к своему героическому сердцу. – Клянусь моей Молли! Я исполняю любое желание леди Нассандры, а это – в особенности!

На минуту Пипу почудилось, что звенит серебристый смех, такой тихий, что едва уловим. Каллиста сорвалась от постели Замзы и скользнула мимо Пипа к двери. Его овеяло благоуханием лесной почвы и древесной коры, и, пока она бесшумно удалялась по коридору, он, как обычно, не слышал её шагов.

Долго они простояли так в безмолвии: Пип – улыбаясь, Пасьянс – всё ещё прижимая руку к груди, словно только что присягнул самому президенту. Замза наконец прервал тишину глубоким вздохом, скрестив ножки над туловищем и тихо зажужжав.

– Будь я сто раз проклят, – пробормотал Пасьянс.

– Она тебе нравится, – установил Пип.

– А я в первую минуту подумал, что это Молли подошла к двери.

Уже в самом начале он продемонстрировал Пипу свою помятую карманную книжку, и правда: женщина на обложке обладала отдалённым сходством с Нассандрой, что впрочем, объяснялось прежде всего тем, что у той тоже были светлые волосы, огромные глаза и хрупкая фигурка.

– Но она не Молли, Пасьянс.

– Я знаю! Просто она мне её напомнила, – экслибр поглядел на постель вредителя. – По всему видать: теперь мне ходить за тараканищем. Уж не знаю, придётся ли ему это по вкусу.

– Не надо о нём говорить так, словно его здесь нет, – наставлял его Пип. – Можешь смело к нему обращаться напрямик. Думаю, он нас понимает, даже если не может сказать.

Пасьянс отмахнулся:

– Как-нибудь в другой раз.

Пип подошёл к кровати, попрощался с Замзой и вышел вместе с Пасьянсом из комнаты. Они побрели вдоль коридора. Экслибр всё время озирался, очевидно, в поисках следов только что посетившего их чуда.

– Листья с неё не осыпаются, – заметил Пип.

– Да знаю я.

– Ты охотно увиделся бы с ней ещё разок.

– С тех пор как я выпал из книги, она – самое прекрасное, что мне попалось на глаза.

– Неужели в Лесу мёртвых книг ты никогда не видел каллист?

Пасьянс покачал головой:

– Я чаще всего нёс караул. Наш лагерь мы разбили в корнях упавшей гигантской секвойи, довольно-таки высоко над землёй. Каллисты же живут всегда в низине, на голой почве, и неохотно карабкаются на другие деревья. – Он замолчал и плюхнулся на обитый бархатом стул, стоявший под картиной в золотой раме. Закрыв лицо руками, он глядел на Пипа сквозь пальцы. – Это потому, что я опять вспомнил Молли.

– Тебе её очень недостаёт, да?

– У меня никогда не было ничего лучшего, чем она. Не потому, что она богата или красива, как Дева Мария. А потому, что она принимает меня таким, каков я есть. Умом я не вышел, сам знаю, до неё мне по уму далеко. Но она любит меня, пусть даже я и несу подчас чушь.

– Ты спас ей жизнь.

– Это бы каждый сделал. За неё умереть было бы… совсем не так плохо.

Пип задумался о тех, кого больше нет.

– По-моему, смерть – это ужасно, – сказал он.

– Если бы я точно знал, что тогда увижусь с Молли, мне было бы всё равно.

– А вот я бы не хотел умирать, чтобы снова увидеться с отцом, – при этих словах Пип почувствовал угрызения совести, но что правда, то правда: как бы горячо он ни любил отца, Пипу было слишком хорошо в этом мире, чтобы его просто так покинуть.

– Могу я тебе доверить один секрет? – спросил Пасьянс.

Пип кивнул. Экслибр оглядел коридор и приглушил голос:

– Ты когда-нибудь слышал об Аноним-реке?

– Есть такая библиомантическая сказка.

– Совсем не сказка, – возразил Пасьянс, энергично замотав головой. – Она существует взаправду. Я сам слышал. Некоторые об этом болтали.

Этот довод показался Пипу несколько слабоватым. Но он не возражал, поскольку Пасьянс явно очень хотел в него верить.

Аноним-река, согласно легенде, протекала между страницами мира и омывала по пути бесчисленные книги. Она текла сквозь каждую книгу, где описывалась река. Эта река напоминала актёра, появляющегося в бесчисленных фильмах то в главной роли, то лишь в эпизоде. Считалось, что вода Аноним-реки рано или поздно доберётся до любой книги в виде крошечного ручья или бушующего потока – всё равно.

– Я хотел бы написать одно письмо, – продолжал Пасьянс, – письмо для Молли, ведь она не знает, где я и что со мной. В книге-то я всё ещё значусь.

Когда экслибр выпадал из романа, книга оставалась целой, а история – неизменной. Пасьянс – или кто-то, кто выглядел, как его близнец, – ещё сегодня воевал в «Огненном шторме страсти» на стороне Юга за любовь и за неминуемый счастливый конец. И Пасьянсу, наверное, было от этого ещё тягостнее, ведь Молли о нём даже не тосковала и в конце романа мчалась на лошади на встречу с человеком, как две капли воды похожим на Пасьянса.

– Я напишу, как всё было, – объяснял он, – а после суну письмо в бутылку и попрошу какого-нибудь библиоманта бросить её в Аноним-реку. Когда-нибудь да и прибьёт её течением к нужной книге, к берегам Миссисипи. И тогда Молли найдёт её и прочитает моё послание. И даже если это случится через тысячу лет, мне наплевать, ведь однажды доверенные бумаге истории уже не умирают. Главное – Молли узнает правду, что она для меня самый важный человек на свете.

– Она и так давно это знает. Во всяком случае, в твоей книге так всё и обстоит.

Пасьянс вынул своё карманное издание и провёл грубыми пальцами по изображению женщины на обложке:

– Имеется только одна загвоздка.

«Сотни загвоздок», – подумал Пип, а вслух спросил:

– Какая же?

– Не умею я складно писать. Ну то бишь, ясно: имя и всё такое – могу. Но то, что я хочу выразить, – много предложений, трудные слова…

– Давай я тебе помогу?

Пасьянс поднял засиявшие глаза:

– Правда поможешь?

Пип отсалютовал:

– Положись на меня, солдат!

Пасьянс поднял в приветствии два пальца к виску и заговорщически улыбнулся.