Читать книгу - "Фантастика 2025-100 - Даниэль Дессан"

Интересно, а сколько там еще таких Сережек? И сколько вообще в моем отряде человек?

— А как ты узнал, в каких мы отрядах с тобой вожатые? — спросил я.

— Так Галя орала, не слышал, что ли? Пока ты наскальную живопись помогал оттирать, — ухмыльнулся Валька. — Видишь, смена только началась, еще заехать не успели, а уже приключения. Это ты еще «Зарницу» и «День Нептуна» не видел.

— А что, и такое есть? — я вновь с воодушевлением приготовился слушать Валькины рассказы о лагерной жизни.

— Ну конечно! — живо откликнулся он. — Куда без этого? «Зарница» — военно-патриотическая игра. Потом узнаешь, что это такое. День Нептуна — это когда все друг друга водой обливают. Все раздеваются, обливаются водой и бегают мокрыми по лагерю в честь визита почетных гостей — Нептуна и его свиты. Задорно, весело, но к концу дня уже порядком надеодает — одежды-то не бесконечное количество. Ты, надеюсь, второй комплект формы-то взял. А то в трусах ходить придется… Я в прошлый раз под раздачу попал — на мне ни одной сухой вещи не было, все в комнату отнес сушиться, там влажность была, как в бане. Я, кстати, когда ребенком был, чуть не утонул…

— Как это?

— А так это!

Мы с Валькой дошагали до столовой, взяли себе на раздаче по запеканке со сгущенкой и стакану киселя, присели за стол для вожатых и начали с аппетитом поглощать еду. Удивительно, но я как-то очень быстро привык к лагерной еде и даже не вспоминал про свои любимые панкейки из мажорной пекарни. Видимо, правду говорят, что человек — существо, легко адаптирующееся, и быстро ко всему привыкает. Еще пару месяцев назад я был обычным студентом, живущим в общаге и питающимся картошкой со шкварками, потом — вернулся в свою элитную новостройку у метро «Парк культуры», снова стал ходить в фитнес-центр премиум класса, отдыхать на недешевом курорте Шерегеш и пользоваться услугами быстрой доставки еды из дорогих супермаркетов. А теперь — живу в крохотной комнате с покосившейся старой мебелью, снова охотно уплетаю творожную запеканку за обе щеки и слушаю тихие разговоры пионеров, сидящих за отдельными столами чуть поодаль.

За столом, как я понял, разговаривать запрещалось, поэтому те, кто очень желал поговорить, общались шепотом. Перед полдниками все хором пожелали друг другу приятного аппетита и уткнулись в свои тарелки. На стене рядом я заметил намалеванные яркой краской плакаты: «Когда я ем, я глух и нем!» Так говорила мне в детстве моя бабушка. Ей тоже как-то посчастливилось провести летом в пионерском лагере, только, судя по ее рассказам, таких условий, как у нас, у нее и в помине не было. Ночевали в палатках, туалет был под елкой, раз в неделю топили походную баню, умывались в озере, готовили на костре, родители ни к кому не приезжали, сладостей не привозили. Но сам отдых, как рассказывала бабушка, был просто обалденным. Конечно, когда тебе всего десять лет, ты не переживаешь о том, что спишь на холодной земле, а не на ортопедическом двухспальном матрасе… Еще были плакаты: «Пионерский лагерь — кузница здоровья коммунистической смены!», «Пионеры, на отдых!», «Будь готов — всегда готов!», «Галстук пионерский пламенно горит и тремя концами словно говорит: с комсомолом, с партией дружба велика, связь трех поколений, как гранит, крепка!» и что-то еще. Сейчас пионеры налопаются запеканки, все друг с другом познакомятся, а вечером, наверное, начнут травить в комнатах страшилки. Все, как и рассказывал Валька.

Я вдруг смутно вспомнил, что лагерные страшилки, оказывается, были популярны и во времена бабушкиного детства — в начале пятидесятых. Вспомнил я об этом, потому что Валька как-то вскользь упомянул про Пиковую Даму. В то лето мне было, если не соврать, около пятнадцати лет, и родители собирались отправить меня в языковую школу в Лондон, на курсы Я тогда еще не очень понимал, как мне повезло — будучи студентом, я почти год копил на эту поездку, подрабатывая написанием курсовиков для ленивых лоботрясов. А тут родители все оплатили. Но я, как и многие подростки, не особо горел желанием целый месяц зубрить английские времена, сидя в душных аудиториях, и якшаться с совершенно чужими мне детьми. Я мечтал играть во дворе со своей уже давно сложившейся компанией: высоченным Витькой, по прозвищу «Штырь», добродушным низеньким Санькой и широкоплечим, как шкаф, Димон. Вместе мы тусили постоянно и развлекались вполне себе безобидно и без вреда для окружающих: играли в футбол, волейбол, после чего шли домой к кому-нибудь из нас и рубились в приставку до ночи, пока нас не разгоняли пришедшие с работы родители.

— Не повезло тебе, Леша, будешь отдыхать, как старикан — по музеям ходить, — развеселелиась бабушка, когда мама закончила вслух читать буклет с описанием экскурсий в Лондоне, куда меня должны были повезти вместе с остальными школьникам. Бабушка всегда говорила вслух то, что думала. — Вот у меня поездки в лагерь были такие… ух! На всю жизнь впечатлений…

— Да уж, впечатления! — кисло улыбнулась мама. — Что хорошего? Друг друга пастой зубной мазать, да умываться из ведра.

— Ничего ты не понимаешь в жизни! — рассердилась бабушка. — Ты думаешь, мальчонке эти развалины смотреть интересно? Ему впечатлений набраться надо, да таких, чтобы на всю жизнь запомнились. Вот мы, например, каждый вечер истории страшные друг дружке рассказывали… Про красные перчатки, например.

— А что там, ба? — замер я в предвкушении. Бабушкины истории я очень любил.

Бабушка хмыкнула и продолжила:

— Жила была девочка, однажды мама отправила ее в магазин, наказав купить любые перчатки, только не красные. «Только не красные!» — наказала она дочке строго-настрого. — «Иначе будет беда». Девочка сначала хотела послушаться маму, но потом увидела в магазине прехорошенькие красные перчатки, не смогла удержаться и купила их, ведь они были так красивы. А вернувшись домой, она обнаружила, что ее дом полыхает. Пожарные тушили, тушили пожар, но так и не смогли потушить. Вдруг откуда ни возьмись из огня появилась женщина со страшным красным лицом. Она предложила девочке погасить пламя, если та выполнит небольшую просьбу. Девочке пришлось согласиться. Женщина сказала ей прийти десятого числа ночью на кладбище и положить на могилу в самом ее центре те самые красные перчатки, купленные в магазине.

— Да хватит уже, Мария Владимировна! — взвизгнула вдруг мама. — Я, чего доброго, теперь уснуть не смогу…

— Ну ба,