Читать книгу - "Нуар - Андрей Валентинов"

– Липа! Липка, черт тебя побери! Кидай своего немца, айда Лёвке Гершинину, падле большевистской, морду бить!..

Пьяная физиономия под надвинутой на ухо шляпой дохнула крутым перегаром и сгинула в толпе. Людей возле входа в книжный магазин «Родина» собралось неожиданно густо, чуть ли не с две сотни. Для Берлина 20-х – маловато, но за эти годы многие успели уехать. Кто перебрался в Париж, кто в гостеприимный Белград, а кто и за океан.

– Немец – это ты, Родион, – бесстрастно констатировал Теодор фон Липпе-Липский. – А знаешь, похож. Есть в тебе этакая прусская надменность. Еще бы пикельхаубе [25]на голову…

– Чья б мычала, – хмыкнул я. – Сам ты перец-колбаса. Дойче зольдатен унд херрен официрен даст ист команден нихт капитулирен! [26]

Липку передернуло.

– Какая идиотская песня! Колбасники тупые, мать их!.. Я, между прочим, на фронт добровольцем ушел весной 1917-го! Сказал бы кто тогда, что в «гансы» запишусь, пристрелил бы не думая.

Сегодня бывший штабс-капитан Липа был в штатском. Дорогой светлый костюм, белые туфли, розан в петлице, модная фетровая шляпа. Полный контраст со встретившим меня вчера на Hamburger Bahnhof [27]герром гауптманом. Пенсне – и то куда-то исчезло.

Толпа у входа колыхнулась, подалась вперед, вновь отступила. Намечался явный аншлаг.

– Придется поработать локтями, – рассудил я. – Наш Лев популярен, кто бы мог подумать!

Липка дернул плечами:

– Он – дама, приятная во всех отношениях. Кто пришел свистеть, кто аплодировать. И все будут довольны. Потому и не стал читать лекцию, стихи – оно как-то проще.

– И бьют реже, – согласился я. – Поэты – они не от мира сего, рука не поднимется.

Двери медленно отворились. Над толпой пронесся сдержанный стон. Чей-то локоть угодил мне точно в бок.

– Bei dem Angriff – Marsch! [28]– рявкнул Липка. – «Штык вперед, трубят в поход, марковские роты!»

Конечно, плохо, что брат на брата,

такому, ясно, никто не рад.

И мы не против

пролетарьята.

Но разве это – пролетарьят?

По всем приметам – брехня декреты,

в речах на съезде полно воды…

Какая, мать её,

власть Советов,

когда в Советах одни жиды?

Монаху – петля, казаку – пуля,

цекисту – портфель, чекисту – квас…

А у трудяги

бурчит в каструле

заместо тюри товарищ Маркс.

Пока Юденич: «Даёшь, ребята!»,

а отстрелялись: «Заткнись, дурак!»

И продотряды —

без спросу в хаты.

Да как же это? Да как же так?

Лёва не уставал удивлять. Не тем, что сильно изменился, набрав изрядно плоти и отрастив настоящие усы, уже не тюленьи, моржовые. Все мы за эти годы не помолодели. Зато глас стал поистине трубным, впору в протопопы определять. А уж амбиции столько, что на взвод бы хватило.

И стихи стали заметно лучше. Не тот ужас, что приходилось слушать в Галлиполи.

Терпеть не станем. Всем миром встанем.

Бузе не нужно учить братву.

Ледок подтает —

и мир узнает:

«Аврора» снова вошла в Неву!

Пойдем геройски народным войском.

Куда ни глянешь – зовут давно,

от сел тамбовских

до пущ тобольских…

А на Украйне гудит Махно.

Под каждым стогом – спасибо Богу! —

обрезов много; такая жисть.

Чуть-чуть пригреет,

и нам помогут.

А ближе к маю – Москва, держись!..

Липка наклонился к самому моему уху, но я приложил палец к губам. Не хотелось мешать. В зале наконец-то настала тишина, даже самые истовые свистуны умолкли. Лев все-таки сумел овладеть аудиторией, и я мысленно ему аплодировал. Нашего тюленя не только не били, но и начали слушать. Силен, Царь Зверей!

Но туго вмята в гранит Кронштадта

картечью выбитая вода…

На льду – курсанты,

и делегаты,

и по-немецки орут со льда.

Снаряды рвутся. Форты сдаются.

Сопит держава, махнув рукой.

Страна устала

от революций

и люди хочут себе покой.

…Стреляют в спину. Но близко финны,

а лёд пока еще тверд окрест…

Прощай, Рассея.

Встречай, чужбина.

Залив не выдаст – свинья не съест!

Секунда тишины – и аплодисменты. Хлопал весь зал, даже те, что пришли сюда мордобойствовать. Задело! Кронштадцам в глубине сердца сочувствовали все, и «белые», и «красные».

– «И по-немецки орут со льда», – вздохнул фон Липпе-Липский. – Молодец Лев! Но это только начало, вот увидишь.

Липка не ошибся. Гершинин даже не успел прокашляться, готовясь читать дальше, как с заднего ряда раздался чей-то не слишком трезвый голос:

– Господин прапорщик!.. Так за кого вы?

Лев даже глазом не моргнул, но сзади не унимались:

– Вы за коммунистов или все-таки за Россию? Кронштадтские морячки – они, как ни крути, мамзели по вызову. Платить перестали, вот и подняли бузу. Ответьте!

Распорядитель – худая жердь во фраке, выскочил вперед, но грозный Лев величественно поднял десницу.

– Отвеча-аю! Без всякой симпатии к участникам событий, ра-а-азвернувшихся на военно-морской базе в Кронштадте, отмечу общеизвестное. Как ни крути, м-а-атросики все же слегка охладили восторг опасных фанта-азеров, заставив их хотя бы на какое-то время вспомнить, что мирова-а-ая революция – мировой революцией, а терпение может урваться даже у совсем уж ба-аранов. Прививка, правда, держалась недолго, так что выпа-алывать безумие с корнем пришлось другим людям, рационалам и прагма-а-атикам…