Читать книгу - "Тёмное время - Андрей Булычев"

– Воот, а теперича попону снимай с Забавы и поверх сена ее клади. Сам тоже давай сверху присаживайся. Ну все, что ли, братцы, поехали?!

Небольшой обоз из пяти саней с парой обозных воинов на каждой выехал из усадебных предместий на лед Ямницы и затем пошел в сторону ее устья. Через несколько минут его догнало два десятка верхоконных с заводными лошадьми. Старший, веселый подпрапорщик Чеслав, озорно свистнул и пронесся впритирку к саням Устима. Кобыла всхрапнула, а Устим потряс вслед ему кулаком:

– Ну, Чеславка, все не остепенишься никак, все озоруешь! Лаадно, поглядим, чаво через седмицу будет! Шибко ли с устатку на морозе-то поскачешь?!

Действительно, щеки у людей пощипывало утренним морозцем, да и легкий ветерок поддавал телам зябкости. Но дело это было привычное. Проходя службу в дружинной обозной команде, Митяй вот уже третий раз за зиму уходил со своей упряжкой в дальний дозор. Каждый день пять оленьих или же конных повозок в сопровождении верховых дружинных десятков по своему особому графику отправлялись в разные концы Новгородской, Деревской пятины. На санях была еда для дозора и для тех жителей, которые доходили в мучительном голоде уже до самого края. Таким оказывали первую помощь и вывозили их с собою в поместье. Передвигаться по огромным заснеженным просторам следовало с оглядкой. Другие летучие отряды уже не раз нарывались на разбойничьи ватаги, а его друг, Петька Онежский, даже получил на лесной узкой дорожке стрелу в грудь. Выручили парня лишь крепкая кольчуга и то, что стрела эта вылетела не из степного, воинского, а из обычного, промыслового лука. Кольца плетеной брони ее удар выдержали, но вот синяк у Петрухи был с большое блюдце.

За устьем Ямницы взяли к востоку и, пройдя по реке Поломети до Яжелбиц, затем свернули чуть севернее. Нужно было затем пройти по огромному Валдаю и уже дальше проскочить по вытянутому узкому озеру Ужин к озеру Защегорью, ну а после него к большому Гагарьему болоту. С месяц назад там дозор уже был, и вывез он тогда из этих земель пару десятков оголодавших крестьян и их детишек из нескольких селений да из глухих лесных росчищ. Теперь, по распоряжению штаба бригады, следовало еще раз там все тщательно проверить и к середине апреля возвратиться домой.

– Митяй, а ты ведь в тех местах, почитай, что около полгода назад был, – сидя у ночного костра, проговорил дядька Устим. – Там, за большим Гагарьим болотом, еще в одном дне пути как раз-таки и будет большой волоковый путь. Вы же по реке Мста от Торжка своими ладьями из Волжской Булгарии проходили?

– Ну да, по ней, – кивнул, соглашаясь, парень. – Правда, перед этим еще и Верхний волок был. Мы там от Тверцы к Цне перебирались, но он так, совсем малый и скорый был. А вот нижние пороги на реке Мста нам далеко вокруг приходилось огибать. Не везде ведь эта речка там была судоходна.

– Вот-вот, у Боровичей крюк верст с пятьдесят, а то даже и все шесть десятков окружным путем идет. Где волоком, а где и по малым озерам там нужно перебираться. Да ты и сам все про это знаешь. И я там пару раз бывал, когда торговые караваны после княжьей службы охранял. Да и с дружиной по своей молодости мне эти пороги приходилось проходить. Мы тогда с булгарами ведь крепко ратились, то они, то мы друг на друга набегали. Но потом-то наши князья с их ханами замирились, и мы с богатою добычей домой возвернулись. Хорошие они воины, эти булгары, ничего худого про них не скажу, и земля у них очень богатая, люди тоже неплохие. И чего вот нам в мире не жилось? Слышал я, что Лютень, тот, который из пластунов, будто бы девку оттуда караваном привез? В полон, что ли, он ее взял, али у кого как невольницу выкупил?

– Да чего ты такое говоришь, дядька! – махнул рукой Митяй. – Я и сам при том деле самолично был. Она с того самого селения, которое черемисы разграбили и пожгли, а жителей его всех прикончили или в леса утащили. Вот Лютень-то и отбил ее у того лесовина, который ее прочь, в чащу, за волосы волочил. Троих он при этом еще посек, и сам же в бок копье получил. Рина ее зовут, ну или нам так послышалось, как она себя назвала. Так вот Рина всю дорогу потом того Лютня лечила, и кроме него, еще многих других, кто в том походе ранения получил. Ибо у нас по пути схватки не раз там случались с лесовиками, а они ведь стрелами горазды были сыпать. Девица же в лекарстве зело искусна оказалась, не зря же ее к себе сразу главный медикус нашей бригады, Елизавета, забрала. А вообще отличная она девица, Устим Егорьевич, надежная. Как раз бригадному воину такая вот под стать. В стороже и в караулах она от Лютня ни на шаг не отходила, все время за ним лук со стрелами носила. Глаза у нее зеленые, большие, словно у кошки, и видит, и слышит она в ночи гораздо лучше многих наших воев. Свадьба у них через месяц, после Пасхи, на Красную горку. А перед этим она еще крещение в усадьбе примет, чтобы честь по чести со своим женихом обвенчаться. Сам дядька Варун сказал, что в крестные отцы ей пойдет, а тетка Мирунья у нее за крестную мать будет.

– Вона как! – удивился Устим. – Чаво делается-то! А я со своими лошадьми да с упряжью ничего ведь про то и не слышал ведь! А после того как на прошлом выходе себе спину зашиб, так почитай, что с месяц из избы на улицу не выходил, все время ведь на горячей печи пролежал. Ну, извиняюсь, если невольным словом каким твово друга с невесткою обидел. Бог в помощь Лютню с такой-то женой! Совет, как говорится им, да любовь.

– Успеем ли теперь до крестин вернуться? Вона как снег густо валит, лошади еле по сугробам могут бежать. – И Митяй задрал лицо вверх к небу. Большие снежинки падали на его щеки и таяли. На календаре было второе апреля, самое время бы начинаться теплу да большим оттепелям, но, как видно, не в этом году.

* * *

С двух приозерных сел и с нескольких росчищей вывозили два десятка детишек и семерых взрослых. Больше никого в живых там не было. Да и этих нужно было постараться довести до усадьбы живыми. Люди были истощены долгим голодом до предела.

– Не торопись, не торопись, родная, тихонько глотай, ну подавишься же, – Устим погладил по щеке закутанную в кафтан со взрослого плеча девчушку и чуть придержал глиняную чашку с мясным взваром. – Эх, деткам-то такое страдание за что?

– Ну что, Чеслав, эта последняя росчища была, дальше ужо и сам волоковой путь будет? – Десятник с кряхтеньем перенес девчушку на сани к лежащим уже там детям и укрыл ее попоной.

– Мыслю я, что все те страдальцы, кто живой был, давно уже на Торжок вышли. Там-то чуть сытнее будет, чем у нас в пятине. Пора бы и нам поворачивать назад к дому. Ой, спина! – и обозный старшина согнулся от резкой боли.

– Помочь, Устим Егорьевич? – Митяй посадил своего мальца на сено саней и метнулся к дядьке.

– Сам дойду! – махнул тот рукой, привставая. – К костру вон пока сяду да спину погрею. Доканчивайте тут без меня, братцы, и спать ложитесь. Чеславка, моих двоих в ночную сторожу тоже можешь взять. Места тут нехорошие, вона страдальцы же рассказывали, что пришлые разбойники забижали здесь всех вокруг и все последние остатки съестного у люда подчистую вытрясли.

– Митюш, помоги мне кольчугу стянуть, – попросил он молодого дружинного. – Сил нет, как спину ломит, а тут еще и она тяжелит. – С трудом стянув броню с тела, дядька аккуратно сложил ее в кожаный мешок и затянул на нем горловину. – Ничего, пущай пока полежит, как только спину отпустит, опять потом натяну.