Читать книгу - "Злая ласка звездной руки - Сергей Синякин"

Однако вел он себя довольно сдержанно, даже продажей спиртного не злоупотреблял, хотя это занятие и давало тот самый трехсотпроцентный навар, из-за которого, как гласят учебники экономики и «Капитал» основоположника коммунизма Карла Маркса, капиталист, не задумываясь, пойдет на любое преступление. Тому способствовал «Союз потерявших Родину», созданный римскими легионерами. Кроме самих легионеров, в него охотно вступали представители закавказских республик, но, узнав поближе цели и задачи Союза, не менее решительно его покидали.

Из бывших легионеров вышли неплохие хлеборобы и животноводы, многие подались в фермерство, но были и такие, кто неожиданно достиг определенных успехов на политическом поприще и даже вошел в местные и областные Советы депутатами от коммунистической партии и стремительно набирающей политический вес партии известного сына юриста Жириновского.

Что ещё сказать? Жизнь продолжается, и она ассимилирует самые различные общественные группки, превращая их в то, что всегда казалось единым и сплошным монолитом, — единую общность, называемую советским народом.

События августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года показали, что эта общность не так уж и монолитна. События эти разделили даже бывших легионеров — говорят, что при обороне Белого дома от путчистов наблюдались странные личности в белых туниках и при коротких прямых мечах. Люди эти отличались своей немногочисленностью, решимостью и стойкостью, а потому после победы демократии вошли в личную охрану Президента Бориса Николаевича Ельцина.

Правда, поговаривали, что подобных бойцов можно было наблюдать и в противоположных рядах. Вполне вероятно, что это было именно так: принимая решение, люди склонны ошибаться, даже если ошибки эти оказываются роковыми и ведут к бесславию и забвению. Но уж если говорить откровенно, то помнят правителей, бойцов же, которые защищали их интересы, не помнит никто. Вряд ли среди читателей найдется человек, который так вот, с размаху, скажет, кто был телохранителем у Помпея, разбитого и спасающегося от войск императора.

Птолемей Квинтович Пристов спокойно управлял автомашиной «Жигули», купленной на полученный им в Агропромбанке кредит, весело поглядывая в зеркало заднего вида на жену Клавдию, которая сидела на заднем сиденье и кормила своей пышной грудью маленького Марка. Грудь Клавдии по-прежнему волновала Птолемея, он с удовольствием сейчас остановил бы машину, но понимал, что нельзя Клавдию отвлекать от её важного занятия — сын должен хорошо питаться. Погода постепенно портилась, с северо-запада надвигались грозные сизые тучи, изредка у горизонта негромко погромыхивало, вот Птолемей и ехал прямой дорогой, стараясь быстрее добраться домой. Потому он и срезал путь, свернув на дорогу, что шла мимо горы Меловой, с которой у Птолемея были связаны самые неприятные и одновременно самые приятные воспоминания.

Машину Корнея Широкова он заметил сразу, да и попробовал бы Птолемей её не заметить — развязный Корней издалека начал сигналить, а потом ещё и замигал фарами, призывая бывшего центуриона остановиться. С неудовольствием Птолемей притормозил. Понятное дело: кто перед дождем задерживаться в дороге будет. Пять лет они уже жили в Бузулуцком районе, а дороги проселочные никак не улучшились, поэтому после дождя возвращение в поселок становилось проблематичным из-за знаменитой сельской грязи.

Корней вылез из машины. Вслед за ним вылез и пассажир, которым оказался, разумеется, Валентин Аверин, знаменитый кладбищенский старатель и не менее знаменитый рыбак. Не иначе как старые приятели ездили на рыбалку в одно из заветных аверинских местечек.

— Птолемей! — вскричал Широков. — Из города?

— На совещании был, — неохотно сказал бывший центурион, ревниво загораживая от нескромного взгляда Клавдию. — Все учат, как правильно пшеницу сажать, чем коров кормить. А то мы этого сами не знаем. А вы, я вижу, с рыбалки?

— А то! — жарко вскричал бывший легионер. — Валентин такие места знает!

— И много поймали? — поддерживая разговор, спросил Птолемей.

Широков смутился.

— Ин омнибус аликвид, ин тото нихиль, — смущенно сказал он. — Пескарь да окунек, плохой клев сегодня был!

Птолемей даже не сразу его понял, напряженно вдумался в слова и перевел для себя: всего понемногу — а в итоге нуль… Ни хрена эти рыбачки не поймали.

Раскатисто и совсем близко разорвал темную кисею гром. Часто и крупно заморосил дождь.

— Смотри! — крикнул Гней Мус, бывший легионер по прозвищу Челентано.

Валентин Аверин повернулся неуклюжим медведем и восхищенно выругался.

Над вершиной Меловой голубовато и призрачно высветилась уже знакомая им корона из ветвистых молний. Словно крона фантастического дерева светилась она над вершиной горы. Вспыхнула и повисла над горой разноцветным коромыслом гигантская радуга.

«Боги! — взмолился Птолемей. — Только не сейчас! Жертвы принесу! Баранов порежу! Только не сейчас!»

И словно вняв его просьбе, пляска молний на вершине горы прекратилась. Более того, над горой внезапно открылся кусок синего неба, и бездонная голубая окружность быстро расширялась, словно кто-то невидимый разгонял тучи с небес, давая солнечным лучам иссушить увлажнившуюся было землю.

— Во, блин, какие дела! — озадаченно сказал Валентин Аверин.

На вершине горы шевелились крошечные человеческие фигурки. Поблескивали, отражая солнце, доспехи, белел белый плащ, и кто-то обнаженный держал на спине крест.

— Отвязывайте, гады! — выдохнул Митрофан Николаевич Пригода.

Ромул Луций вопросительно глянул на прокуратора. Но что ему мог сказать прокуратор, в одночасье ставший самим собой — подполковником милиции Федором Борисовичем Дыряевым? Он только кивнул.

— Ответите, сволочи, за все ответите! — лихорадочно бормотал Митрофан Николаевич, нетерпеливо освобождаясь от пут. — Из партии — поганой метлой! Зона по вам плачет! Ничего, ничего, комитет разберется в подоплеке ваших деяний! Комитет вам отмерит! Ничего, ничего!

Окружающие подавленно молчали. А чего было говорить? И так было все ясно. Как говорится, эрраре хуманом эст! Покажите таких, что прожили жизнь без ошибок!

Волкодрало пощипал бороду и меланхолично заметил:

— Что ты, Митрофан, элефантэм экс муска фацис? Эст модус ин ребус!

Тут он, конечно, был прав — предел есть всему, а муху из слона делать было незачем. Могли ведь, но не распяли. Нормальными советскими людьми оказались, за товарища боролись до последнего, хоть и нельзя было на историю так отчаянно и беспринципно воздействовать. Что история человечества без христианства? Сера и скучна будет человеческая история без этого религиозного учения.

Если бы бывшие легионеры имели хороший слух, они сразу бы поняли, что за люди суетятся на вершине горы. Но слух у них был обычный, а что касается Аверина, то он с рождения был глуховат, и это обстоятельство служило поводом для постоянных насмешек и подтруниваний над ним.