Читать книгу - "Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский"

этому простому восторгу, а то господа попритихли, в лицах поменялись, после того как Габелькнат, который ходил на мост с колонной, сказал им, что фон Каренбург убит. Только что, час назад, юнцы еще шутили, и вот раз… и нет твоего товарища, валяется он в исколотых латах, в кровавой уже черной луже у ног подлых врагов. И даже почести не воздать должные храбрецу. Как тут не приуныть молодым людям.

«Ничего, сами просились, говорил им, что война – не шелест знамен и звон серебра, что ремесло то тяжкое, которое с кровью об одну руку идет и смертью по другую руку. Так думали, дураки, что минет их чаша сия. Вот пусть и изопьют ее. И знают, что это только начало».

Тут снова ударила кулеврина, и на сей раз досталось одному из арбалетчиков. Ядро ударило в павезу. Щит разлетелся в щепки, а арбалетчик покатился по мостовой. Он с трудом стал подниматься, ему помогали товарищи, уводили его, шатающегося, под руки, а он на ходу снимал с головы шлем. На месте, где раньше стоял красивый щит, теперь валялись разбросанные арбалетные болты, арбалет да щепки.

«Еще одна гнида горная отвоевалась!»

А тут, как раз кстати, шестерка лошадей, напрягая последние силы, втянула на пригорок полукартауну, и следом за ней на меринке въехал и сам капитан Пруфф. Он, даже не приблизившись к генералу, проехал дальше, к берегу реки, к мосту, к полкам. Там остановился, оглядываясь. Всматривался в построения врага, изучал обстановку в своих позициях, искал места для орудий. А тут уже и лаутшланг приехал, саперы Шуберта поднялись, за ними последние телеги, а за ними и сотня охранения.

Волков даже улыбаться стал. Немного. Он улыбался оттого, что знал, о чем сейчас думает враг. Эти поганые еретики считали, что дали ему отпор, радовались, что побили у него много людей. Думали, что ему не под силу перейти мост. А как приехали кулеврины, настроение у них подпортилось, а уж теперь… Они и вовсе приуныли, увидав настоящие пушки. Генерал был в этом уверен. Нет, офицеры их крепки, сами они еще хорохорятся, но теперь эти ублюдки понимают, что они ответят за каждого убитого или раненного ими. Сторицей ответят.

Он говорил Кленку:

– Капитан, подведите своих людей ближе к мосту.

– Прикажете готовиться к атаке? – настороженно спросил ландскнехт.

– Нет, хватит на сегодня уже атак, – отвечал генерал, – но пусть они знают: если только решат отойти из-под огня хоть на сто шагов, вы сразу пойдете на мост. Пусть они так думают.

– Хорошо, господин генерал.

– Только встаньте так, чтобы их арбалетчики вас не тревожили, довольно с меня на сегодня потерь, – закончил генерал.

Теперь он уже не размышлял, что ему делать и как разгромить врага. Коли враг начнет выходить из города, так Волков станет преследовать его и бить по возможности так, чтобы не давать ему вцепиться в себя страшной хваткой его непобедимой пехотной баталии, о которую сломали зубы многие и многие именитые полководцы. Пушки, мушкеты и кавалерия – вот его сила. А лезть на пики и алебарды горцев он больше не хотел.

До вечера, до темноты, времени еще, конечно, хватало, но Пруфф все копался и копался, не ставил пушки и не ставил. То это место его не устроит, то другое. От стрельбы кулеврин в полуденном зное висел дым, почти не таял. А капитан только нашел то, что ему нужно, они с инженером Шубертом обсуждали, что нужно сделать для установки орудий.

«Да он тут словно к осаде готовится».

Волков раздражался. Думал послать к Пруффу кого-нибудь, чтобы поторопить. А тут приехал Румениге.

– Господин Фейлинг ранен болтом в ногу ниже колена, в обозе он, лекарь его смотрел уже, а конь его тоже ранен в бок. Просит у вас извинения, что не смог выполнить ваше поручение.

Генерал кивнул.

Наконец Пруфф поставил орудия. С вызовом, нагло – почти напротив моста и так к нему близко, что некоторые арбалетчики врага попытались добросить до артиллеристов болты: вдруг долетят. Поставил пушки как вызов горцам: вот он я, попробуй возьми, попробуй, вам только мост перейти.

«Рехнулся он, что ли?»

Волков не понимал такой наглости капитана. Тот словно провоцировал врага на атаку. А вдруг эти мерзавцы решатся, вдруг пойдут? А вдруг Кленк, что стоит у моста, их не сдержит? Заволнуешься тут. Он так взволновался, что даже забыл попросить вина. Хотя давно его мучала жажда из-за все возрастающей жары.

Приехал из разъезда офицер, что уходил по реке на север, и доложил:

– Река везде мелка, господин генерал, – где по пояс, а где и по колено. Но быстра. А удобное место в полумиле отсюда: там и спуск есть, и подъем на другом берегу реки, и вода не так норовиста. Пешему пройти будет несложно, если не строем, а по одному двигаться.

– А почему пешему? – спросил генерал. – А конному как?

– Верхом так и вовсе легко на ту сторону перебраться, – отвечал ротмистр. – Только лошадкам нужно передохнуть малость, устали за сегодня, с ночи с них не слезаем, а как отдохнут, можно и на ту сторону перейти.

– Майор, соберите две сотни своих людей, – распорядился генерал, – да идите не спеша, встаньте там, где перейти можно, пусть кони отдохнут час. А после, как я дам сигнал, пойдете на тот берег. Обозы, – Волков указал рукой на другой берег, – по всей улице без охраны стоят. Кто вам сможет помешать их пограбить? Никто, разве что арбалетчики.

– Ну, с арбалетчиками я уговорюсь как-нибудь, не впервой, – отвечал фон Реддернауф.

Не успели еще кавалеристы отъехать, как первый раз грозно и тяжело рявкнул лаутшланг. Картечь с ревом понеслась за реку, чуть выше баталии врага. Страшный ревущий рой свинца едва-едва задел последние ряды, повалив пару горцев, в основном картечь ударила в дома за спинами солдат и повыбивала там окна и двери.

Теперь все переменилось. Если раньше генералу необходимо было идти на ту сторону, теперь кавалер Иероним Фолькоф, генерал фон Эшбахт, коего прозвали Инквизитором и Дланью Господней, мог спокойно ждать врага на своем берегу. Горцы, в спеси своей не признававшие пушек, а лишь презирающие их и уповающие на силу своей непобедимой баталии, оказались заложниками своей заносчивости и сейчас ничего не могли противопоставить картечи и ядрам. И лучше всех понимал это капитан Пруфф, нагло выкативший свои пушки на близкую дистанцию, на убийственно близкую дистанцию. Теперь генерал мог ждать хоть до темноты. Ждать и убивать, ждать и убивать. Мстить за тех своих людей, которые