Читать книгу - "Ливонское наследие - Герман Иванович Романов"

обманул врага, пройдя по болоту с пехотой и пустив конницу в обход. Вообще-то он шел в набег на сильную ливонскую крепость Пайде, не рассчитывая ее взять, но нанести хоть какой-то урон неприятелю. Но от лазутчиков узнал, что магистр с сильным отрядом вышел из Ревеля, и принц Магнус подтвердил это, отправив своего тайного гонца.

Немцам бы напасть в этот момент, не дать русским выйти на заболоченный луг и развернуться в строй — удобный момент для атаки. И побили бы его там нещадно, и загнали бы обратно в мерзкую жижу, нанеся большие потери. И пошел бы он побитой собакой в Дерпт, осрамив свою честь. Но нет, как Магнус и предсказал, магистр не сдвинулся с места, словно уверен был в своей конечной победе над московитами. Самонадеянность и погубила — так на войне зачастую и бывает.

И вот у верпеленских болот идет уже несколько часов отчаянное сражение — вечером ливонцы отбили все атаки русских стрельцов, но ночью им стало худо. Горящие стрелы в ночном небе наводили ужас — русские пускали их из луков быстро и точно.

Ответная стрельба из мушкетов слабела с каждой минутой — устали немцы, многие поранены, а потому держаться уже не в силах. Но драться с ними в поле трудно, тем более, что князь пошел в набег без пушек, что только бы стесняли войско в быстрых переходах — ведь стрельцы ехали на лошадях, да были заводные кони шли следом, с припасами всякими, едой, запасом стрел с пороха со свинцом.

Орденские немцы, которых русские часто именовали «крыжовниками», по нашитому на плащи кресту или «крыжу», бились доблестно — все же длинноствольные мушкеты, да еще с колесцовыми замками, палили на четыре сотни шагов уверенно, но могли достать коней и на трех сотнях саженей, что в полтора раза дальше. Хорошее оружие, дальнобойное, гораздо лучше пищалей. Но и стоит дороже — пищаль полтину, а мушкет целых четыре рубля (годовое жалование стрельца), и то не прикупить. Ибо запрещено возить иноземным гостям оружие в русские порты под страхом наказания, тем более медные пушки и «ручницы».

Да и орденская конница внушала князю опасение, ведь конной сшибки русские всадники не выдерживали, и попадать под атаку латников с крестами на плащах было чревато. Рейтары и гофлейты имели пару длинноствольных пистолей на каждого, а то и побольше — и палили в упор, а вот у русских такого оружия не было в помине.

Зато имелись луки, и отработанные веками сшибок с татарами приемы боя — латников просто спешивали, поражая их коней с безопасного для лучника расстояния. А как только ливонцы останутся без своей страшной кавалерии, которая может сбить любой порыв встречной атакой, то можно охватить фланги и добить векового врага.

— Бегут немцы, княже!

Курбский покосился на ликующих детей боярских — три сотни на свежих лошадях стояли у него в резерве, и он их собирался бросить в преследование. Потому поправил, не отрывая взгляда от сражения.

— Не бегут они, пока отходят, пусть и в беспорядке.

Пригляделся и увидел, как небольшой отряд всадников плотной группой стал уходить за реку, быстро отходя к мосту, причем довольно резво, видимо кони не устали. Да, все правильно, это магистр с окружением — в бою они не участвовали, не дело это для командующего, а, значит, лошади еще полны сил. А вот теперь пора — самый раз начать преследование и добить поверженного врага. И князь выхватил из усыпанных драгоценными камнями ножен царский подарок — булатную саблю, в рукояти которой кровавой каплей засветился при лунном свете рубин…

— Пало у нас в бою шестнадцать детей боярских, да боевых холопов со стрельцами побито до смерти сотня и два десятка еще. Да пораненных втрое большее число, но многие саблю держать в руках могут. Или при обозе идти — поводья всяко удержат.

Курбский устало улыбнулся, чувствуя ликование, тем паче нынче наступает праздник — Троицын день. Солнце взошло, и теперь подсчитывали свои потери и вражеские — триумф заслуженной победы.

Ливонцы были разгромлены наголову — при бегстве мостик под ними, к их несчастью подломился, и вот тут на свежих лошадях врага настигли сотни запасного полка, начав безжалостную рубку. Но и о пленных русские не забывали, ведь за них можно получить приличный выкуп — знатных дворян набрали семнадцать десятков, ландскнехтов и гофлейтов перебили в горячке, да и деньги за них, понятное дело, никто платить не станет.

Сейчас в траве и кустах отлавливали уцелевших кнехтов — этим повезло, в живых останутся. Никто их рабами делать не собирался — русскому царю послужат в гарнизонах засечной черты, что преграждала путь идущим в набег крымчакам. Чуть ли не каждый год такое бедствие обрушивалось на южные города и остроги — «людоловы» ходили за своей добычей постоянно. Крымское ханство торговало русскими невольниками, которые приносили мурзам и беям баснословные доходы.

— Собирайте латы и шлемы, пробитые и целые, все оружие, и грузите на повозки. С ними пойдем в поход дальше, — распорядился Курбский, разглядывая груды железных доспехов. Впервые он отступил от обычая, и то по царскому приказу. И дальнейший путь его войска лежал в Гарриен, показать наглым ревельцам из Колывани города, кто новый хозяин в этом крае. А еще тайно дойти до замка епископа Фегефюр, в окрестностях которого встретиться с принцем Магнусом…

Глава 24

* * *

— Какой выкуп за Колывань ты пообещал дать царю Иоанну Васильевичу, раз он трех гонцов мне, одного за другим отправил из Москвы, с наказами разными, и повелел, не мешкая, узнать лично?!

Курбский буквально впился взглядом в Магнуса, но тот стоически его выдержал. Только улыбнулся, и спокойно ответил:

— Меня недавно пытались отравить, княже. Сейчас ищу убийцу, вернее, не только его, но и того, кто меня заказал ему. Потому отправил царю послание насчет царицы Анастасии — если удастся спасти безгрешную душу, то может быть, это зачтется на небесах.

Курбский смутился, это было заметно. Затем князь произнес хрипло, чуть дрогнувшим голосом:

— Я тоже отписал царю насчет отравления, хотя ты предупреждал меня не делать этого. Но я на кресте ему клялся, а что будет потом — все в его власти, казнить будет, али миловать, но моя душа спокойна. А вот про иное не писал — то неведомо будет ли оно, либо нет.

— Так и я не писал царю о том, ибо неясно — если царица оправится от яда, а возможность вывести его из организма