Читать книгу - "Схизматрица - Брюс Стерлинг"

— Да вызовите же его! — крикнул Линдсей.

— Я же сказал: он — в режиме передачи. Его рации, наверно, лет двести. Когда он говорит, то не может ничего слышать.

— Не пойду назад, здесь останусь. — Голос третьего депутата слабел. — Нет воздуха — говорить нечем и слушать нечего. Надо выбраться. Молнию вот только… Если повезет, успею раздеться… — Послышался легкий треск помех. — Прощай, Солнце. Прощайте, звезды. Спасибо за…

Свист убегающего в пространство воздуха заглушил слова, а затем снова затрещали помехи.

Линдсей, обдумав происшествие, тихо сказал:

— Паоло! Я был нужен для алиби?

— Что?!

Паоло был потрясен.

— Вы повредили его скафандр. А затем постарались не оказаться в радиорубке, когда ему была нужна помощь.

Паоло побледнел.

— Клянусь, мы близко не подходили к его скафандру!

— Почему же вас не оказалось на вахте?

— Это Клео меня подставила! — закричал Паоло. — Действовать должен был Иан, ему выпали кости! А я должен был остаться чистым!

Фазиль сжал его руку:

— Паоло, заткнись.

Некоторое время Паоло пытался перебороть его взглядом, затем обратился к Линдсею:

— Это все Клео с Ианом. Завидуют моему везению…

Фазиль встряхнул его. Паоло хлестнул брата по лицу. Вскрикнув, тот обхватил Паоло, прижав его руки к туловищу.

— Я был не в себе, — потрясенно сказал Паоло. — Я соврал. Клео любит нас всех. А это — просто несчастный случай. Несчастный случай…

Линдсей покинул рубку. Миновав ветвэр-камеру и оранжереи, где компрессоры испускали запах свежего сена, он достиг пещеры, освещаемой сквозь газопроницаемую пленку тусклыми красными лампами. Здесь находился вход в комнату Норы, перекрытый ее личной воздуходувкой. Примерившись, во время «выдоха» Линдсей проскользнул мимо пульсирующей кишки и включил свет.

Круглые стены комнаты покрывал фиолетовый орнамент. Нора спала.

Ноги и руки ее были опутаны проводами. Запястья, локти, колени и щиколотки облегали браслеты. К группам мышц под обнаженной кожей было подведено множество черных электродов. Ноги и руки плавно, в унисон, двигались — вправо, влево, вперед, назад… К спине, к нервным узлам и окончаниям, прильнул длинный панцирь.

Диптренажер. Спинномозговой краб. Вспышка воспоминаний привела Линдсея в бешенство. Толкнувшись ногой в стену, он ракетой понесся к Норе. Глаза ее слепо раскрылись навстречу его яростному крику.

Он схватил ее за шею и рванул вперед, вонзив ногти под резиновый обод краба. Часть прибора отошла от спины. Кожа под ним была красной и мокрой от пота. Линдсей оторвал провод от ее левой руки и снова рванул краба. Нора вскрикнула — крепления, удерживавшие краба на спине, больно врезались в ребра.

Краб был сорван. «Брюхо» его щетинилось мириадами полупрозрачных трубочек — оболочек тонких, как волоски, электродов. Линдсей дернул еще раз. Оболочки проводов, растянувшись, лопнули, обнажив разноцветную изоляцию.

Упершись ногой в ее спину, он потянул. Нора забилась, отыскивая на ощупь пряжку. Пояс, который удерживал краба, просвистев в воздухе, расстегнулся. Линдсей держал прибор в руках. Краб, не отработавший до конца программу, шевелился будто живой. Раскрутив прибор за крепления, Линдсей изо всех сил ударил им по стене. Сегменты спины разошлись, пластик затрещал. Линдсей снова хлестнул им по камню. Брызнула бурая смазка, свертываясь в шарики, которые наполнили воздух. Наступив на прибор ногой, Линдсей рванул ремень — еще и еще — пока тот не подался. Из трещины в корпусе выглянули потроха — круглые, словно таблетки, биочипы в переплетении разноцветных оптических волокон.

Линдсей еще раз, уже не так яростно, ударил по крабу. Мало-помалу бешенство улетучивалось. Стало холодно. Правая рука Лиидсея непроизвольно дергалась.

Нора, прижавшись к стене, пыталась нащупать вешалку. Внезапная остановка нейропрограммы вызвала приступ безудержной дрожи.

— Где другой?! — рыкнул Линдсей. — Тот, что для лица?

— Н-не вз-зяла, — сказала Нора, стуча зубами.

Пинком ноги Линдсей отшвырнул краба в угол.

— Нора! Давно ты пользуешься этой штукой?

— Каждую ночь…

— Каждую ночь?! Господи боже…

— Я должна держать форму.

Дрожь ее не унималась. Сняв с вешалки пончо, она нырнула головой в ворот.

— Но ведь это такая боль… — проговорил Линдсей. — Эта штука жжет как огонь!

Нора пригладила на бедрах яркую ткань.

— Ты — один из тех, — сказала она. — Из первых. Отбракованных. Перевертышей.

— Ты — какого выпуска?

— Пятого. Последнего.

— А я был в первом. Иностранный отдел.

— Так ты — даже не шейпер…

— Я — из Цепи.

— Считается, что никого из вас уже нет в живых. — Она сняла с рук и ног браслеты сломанного краба. — Я должна тебя убить. Ты напал на меня. Ты — изменник.

— Когда я разбивал эту пакость, я чувствовал подлинную свободу.

Линдсей с удивлением погладил больную руку. Да, он вправду утратил самоконтроль. Чувство протеста на какое-то мгновение пересилило разум. Вспышка настоящего, человеческого гнева прорвалась сквозь дипнавыки. Линдсей был потрясен — зато такой целостности он не чувствовал в себе уже многие годы.

— Вот из-за таких все и рухнуло, — сказала Нора. — Вы сломали нам, остальным, жизнь. Мы, дипломаты, должны быть наверху, управлять всем и установить мир. Но программу закрыли. Объявили, что мы ненадежны. Идеологически.

— Они хотят, чтобы все мы умерли, — сказал Линдсей. — Затем тебя и отправили сюда.

— Меня не отправляли. Я вызвалась добровольно. — Она затянула последний шнурок пончо. — Если мне удастся вернуться, меня встретят как героиню, с почестями. И это — мой единственный шанс пробиться к власти на Кольцах.

— Почему обязательно — там?

— Все остальное неинтересно.

— Деп-три погиб, — сообщил Линдсей. — Зачем ты убила его?

— По трем причинам. — Она даже не пыталась притворяться. — Это было легко выполнить. Вас стало меньше. И третье — он был сумасшедшим. Хуже любого из вас. Слишком непредсказуемым. Слишком опасным, чтобы оставаться в живых.

— Он был безвреден. — Глаза Линдсея наполнились слезами. — В отличие от нас с тобой.

— Будь у тебя мое самообладание, ты бы не плакал. Даже если бы тебе вырывали сердце.

— Оно уже вырвано. Как и твое.

— Абеляр… Он был пиратом.

— А остальные — нет?

— Думаешь, они о нас будут плакать?

— Нет. Они даже о своих не будут особенно плакать. Но вот отомстить они захотят. Как ты отнесешься к тому, если завтра исчезнет Иан? А месяца через два ты найдешь его кости в отстойнике какого-нибудь ферментатора? Или даже так, если уж у тебя настолько стальные нервы: как насчет тебя самой? Каков тебе покажется вкус власти, когда ты будешь блевать кровью за шлюзом?