Читать книгу - "Девять жизней - Квинтус Номен"

так же мальчишки и все остальные члены семьи) считали, что «так и должно быть». Поэтому я котикам тоже сообщил, что отойду тут ненадолго по делам – и мы с Гхы пошли. Причем он предупредил, что кроме нас «туда» никому идти почему-то нельзя. Я это воспринял так же, как неандертальцы котиков воспринимали: «так и должно быть». Просто потому, что спрашивать о причинах смысла не было: неандертальцы, даже если бы и захотели, ничего не объяснили бы: в их языке пока что подходящих слов не имелось. Впрочем, я надеялся, что относительно скоро ситуация все же поменяется: слов у них, по крайней мере в моем племени, быстро становилось все больше.

Но «скоро» – это все же не «сейчас», так что мы с Гхы вышли в поход на следующее утро чтобы своими глазами увидеть то, что словами он объяснить не мог. И оказалось, что уже освоенные им слова он использовал правильно: идти пришлось именно недалеко, по моим прикидкам мы километров пять всего прошли. И спустились в небольшой (но довольно глубокий) овраг, на дне которого весело бежал неслабый такой ручеек. И пройдя по этому оврагу еще с полкилометра, Гхы мне, указывая рукой на стенку оврага, сказал, что «огненные камни нужно искать здесь».

Ну да, предчувствия меня не обманули: я увидел в стенке нехилый такой пласт бурого угля. Классического, можно сказать, лигнина: если кусок такого сжать в руке, то из него вода сочиться начнет. А от поверхности земли до этого пласта было, как я на глаз прикинул, метров, наверное семь-восемь – и только тут Гхы мне объяснил, почему никого из теток сюда водить нельзя: они немедленно бросятся эту «плохую землю» копать и наверняка обрушат стенку себе на голову, а вот терпеливые мужчины знают, как именно огненные камни из этой земли выковыривать и самозакапываться, скорее всего, не станут. У меня было иное мнение по поводу умственных способностей женской половины племени, но спорить я не стал и предложил, раз уж мы все посмотрели, возвращаться домой: если надолго в пути не задержимся, то как раз к обеду вернемся. Мое предложение спутника очень удивило: он-то реально думал, что я хочу пирит зачем-то срочно найти. Но вот слова насчет обеда ему помогли с удивлением справиться и мы быстренько вернулись, причем задолго до этого обеда, так что суп снова выпало мне варить. Но варка супа – занятие, как ни крути, медитативное, и пока я этим занимался, у меня в голове много разных мыслей возникло.

И в основном мысли мои крутись вокруг того, что если меня сюда занесло в то место, где когда-то будет стоять Москва, то теперь мы ушли куда-то в район будущей Тулы. И ведь здесь в земле действительно много чего интересного закопано, том числе и угля. А уголь – это штука более чем интересная: если окружающего (то есть неподалеку растущего) леса мне хватит на то, чтобы еще десятка три горшков обжечь, то с углем перспективы прорисовываются куда как более интересные. Потому что угля здесь действительно много: на обратном пути к тому месту, где мы в овраг спустились (и где можно было обратно их него выбраться) я обратил внимание на то, что ручей прямо по углю в некоторых местах и тёк. То есть, если постараться, там можно его очень даже прилично нарыть не подкапываясь под грозящий обрушением обрыв. Конечно, копать каменный (пусть даже бурый) уголь заостренными обожженными палками – то еще народное творчество, но если нужда заставит…

Я решил, что нужда уже заставила – и со следующего дня я с девчонками по два раза в день в овражек знакомый наведывался. Глупостями, конечно, заниматься не стал: они накапывали по паре корзин угля, вытаскивали его из оврага наверх и там его просто раскладывали на солнышке сушиться. Правда, один раз нам не повезло: дождик пошел и все высушенное снова промокло, но ведь мы никуда не спешили, а дожди шли крайне редко. А народонаселение к моим занятиям относилось в целом все же положительно, ведь я, ничего никому не объясняя, вон уже сколько полезного сделал! А ближе у середине сентября, когда на берегу оврага уже кубов двадцать относительно высохшего угля лежало, я собрал племя и весь уголь мы толпой за день к домам перетащили. К домам: их уже три было выстроено: один для меня и котиков, один – сильно побольше – для всех остальных и еще один «на всякий случай», а пока он был большим складом всего нужного. И весь был заставлен корзинами с разным провиантом.

Вообще концепцию корзин все они восприняли крайне положительно и быстро корзиноплетение освоили – а теперь в них и все перетаскивали, и хранили много тоже в них. Например, сушеные грибы или ягоды, а так же и вовсе несъедобные, но полезные вещи. Те же шкурки мелких зверей, например, или пух и перья птиц. Пух им особенно понравился, сразу после того, как я «показал» как из него делать теплый пуховик. Вещь-то в принципе не особо сложная, просто без иголки с ниткой такую сделать невозможно – а когда и иголка есть, и нитки сделать нетрудно, то ситуация резко изменилась. Концептуально изменилась, однако иголка-то имелась лишь в единственном экземпляре, так что одевание всех в пуховики было процессом медленным и печальным.

Но процессом непрерывным, поэтому сейчас каждая пушинка рассматривалась как очень ценный ресурс, и для хранения пуха были специальные (и очень плотные) корзинки сплетены. А вот с мамончиной дела были не очень: за все лето ни один дохлый мамонт никому не попался. Да и вообще почему-то с крупным зверьем возле леса все было не сладко: теткам удалось только одного лося добыть, а еще – уже в августе – им попался тур, сломавший ногу, которая угодила в сусликову нору. Это, конечно, приличный запас мяса нам обеспечило: у меня хватило ума спроворить что-то вроде пеммикана. Штука, как бы ее не нахваливали в разной приключенческой литературе, практически несъедобная – но с голодухи пеммикан всяко лучше, чем подошва от сапога. А вот отсутствие шкур для изготовления крыши домов…

Отсутствие штук для крыш вообще никого не взволновало. Потому что когда есть много палок, можно обрешетку крыши сделать почти сплошную, а затем ее сверху просто дерном прикрыть. У меня по поводу крыш были и более прогрессивные идеи, но я их озвучивать не стал: все равно до зимы реализовать мои мысли было невозможно. Зато