Читать книгу - "Последний Герой. Том 4 - Рафаэль Дамиров"

обратно в коридор. Девушка осторожно прикрыла дверь и медленно приблизилась к кровати. Дирижёр следил за ней тяжёлым, колючим взглядом, сжимая зубы от ненависти. Ему явно хотелось одним резким движением свернуть ей шею, а этот шприц вогнать прямо в её глаз. Но он лишь напряг мышцы и ждал. Ремни слишком крепкие, их не разорвать.

— Тише, тише, — негромко сказала женщина успокаивающим тоном, — не дергайся, камеры всё пишут, но звук не записывают. Слушай внимательно. Я сейчас вколю тебе физраствор, а не Галоперидол, как обычно, и ты сможешь нормально двигаться.

Она ловко и незаметно вложила ему между пальцев миниатюрный скальпель. Он на секунду сжал его в кулаке, и пульс учащённо забился в висках. Дирижер почти незаметным движением подоткнул скальпель под простынь.

— Когда я уйду, перережешь ремни, только осторожно, не вставай сразу. Лежи до вечернего обхода. На вечернем обходе заберёшь магнитный пропуск у санитара. Дверь открывается по отпечатку пальца и пропуску. Приложишь палец санитара. Но она откроется только при подтверждении оператора с центрального пульта. Это тоже учтено — там сегодня дежурит наш человек. На улице тебя будет ждать машина. Мы отвлечём персонал и охрану, у тебя будет время уйти.

Она быстро, ловко протёрла ваткой его вену, игла болезненно вошла под кожу, под давлением поршня по ней побежал физраствор. Взгляд женщины был невозмутим и холоден.

Закончив с инъекцией, она наклонилась ближе, будто проверяла зрачки пациента, и тихо сказала:

— Когда будешь выходить, не оглядывайся. Просто иди, тебя встретят. Главное — все сделать быстро. Если не сможешь уйти — тебя залечат. Это твой единственный шанс.

Девушка выпрямилась, развернула столик и вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Дирижёр лежал неподвижно несколько минут, прислушиваясь к собственному дыханию и шуму в коридоре. Потом осторожно, незаметно сжал скальпель пальцами и начал медленно, размеренно пилить крепкий ремень. Лезвие было острым и тут же полоснуло по пальцам, оставив глубокий порез. Боль ударила жгуче, но он лишь сильнее сжал зубы и продолжил пилить. Вскоре первый ремень поддался. Дирижёр быстро и незаметно освободил одну руку, затем вторую, стараясь не делать лишних движений — камера могла его фиксировать, но он помнил, что на центральном пульте сидел свой.

Он усвоил, что оставаться неподвижным нужно до вечернего обхода. Только тогда, когда санитар войдёт в палату, ему можно будет действовать. Напряжение ожидания было мучительным, и Дирижёр уже чувствовал азарт и вкус скорой свободы.

Сейчас главное — не выдать себя раньше времени, — думал он.

* * *

Вечером дверь палаты вновь распахнулась. Вошел врач с привычной издевательской улыбкой, рукава халата небрежно закатаны по локоть, как у мясника, привыкшего выполнять грязную работу. За ним маячил всё тот же здоровяк-санитар с мрачным, равнодушным взглядом.

— Ну что, Артур Богданович, как сегодня самочувствие? — врач ухмыльнулся. — Всё молчите? Признаться, вы доставляете мне много лишних хлопот. Впрочем, ничего. Галоперидола на всех хватит. Знаете, моя задача — сделать вас адекватным и довести до суда. Но, поверьте, никто не скажет мне дурного слова, если вы вдруг останетесь здесь навсегда… как неизлечимый. А ещё такие долго не живут. Препараты, знаете ли, имеют сильную побочку.

Он подошел ближе, внимательно посмотрел в глаза пациента, привязанного к специальной кровати-трансформеру, и чуть склонился над ним с показным сожалением.

— Знаете, ни один пациент ещё не показывал такой устойчивости к нейролептикам. Пожалуй, я дам указание увеличить дозу. Любопытно будет за вами понаблюдать.

Дирижёр мрачно молчал, стискивая зубы. Он с ненавистью смотрел на врача и утешался только тем, что мысленно представлял, как сворачивает ему шею. Ждал…

Ба-бах!

За окном раздался взрыв. Рвануло складское помещение. Через зарешеченные окна виднелись красные отблески начавшегося пожара. Пора.

Дирижёр резко поднялся и вонзил всё тот же скальпель в глаз врачу, пробив глазницу, достал до мозга. Доктор упал замертво.

На пациента кинулся санитар. Дирижер уже был готов. Несколько быстрых движений скальпелем, и нападавший схватился за распоротый живот, придеживая руками собственные кишки — а иначе они непременно бы вывалились.

Палец он ему отрезал, когда тот был еще жив. Снял с доктора халат. Еле втиснулся в него. Снял с доктора очки-хамелеоны, тоже нацепил на себя, чтобы хоть как-то скрыть уродливую, заметную глазницу. Повязку содрал одним движением. Приложил фалангу к считывателю. Дверь пикнула и разблокировалась.

Спрятав палец в карман халата, беглец вышел в пустой коридор. Дверь тихо закрылась.

Коридор казался бесконечным. Дальше была еще одна дверь, за которой — выход. Дирижёр приложил палец санитара к сканеру, и в этот момент завыла сирена пожарной тревоги. Персонал забегал, поднимая шум и крики, и вот никому уже не было дела до человека в медицинском халате.

Дирижёр, не привлекая внимания, быстро направился к выходу. На проходной охранник в панике звонил кому-то, вызывая пожарную службу. Увидев человека в халате, он машинально выкрикнул:

— Эй, маску сними! Пропуск пропуском, а лицо я должен видеть!

— Конечно, — холодно ответил Дирижёр и резко шагнул вбок, хватая охранника за горло железными пальцами. Тот захрипел, беспомощно задергался, обмяк, повиснув беспомощной тряпочкой в хватке Дирижёра. Взгляд бывшего пациента не выражал никаких эмоций, кроме холодной, расчётливой жестокости. Он схватил охранника за волосы и с силой приложил его головой о стену. Потом брезгливо вытер руки о форму своей жертвы и уверенно направился к выходу.

Снаружи в хозпомещениях уже бушевал пожар. Осталось только пройти через периметр. В общей панике и суете Савченко без проблем прошёл наружные ворота, которые как раз открывали для въезда пожарных. Вдали уже слышалась сирена пожарной машины, торопящейся на вызов.

Дирижер быстрым шагом шел прочь. В этот момент возле него резко затормозил чёрный джип с тонированными стёклами и без номеров. Дверь распахнулась, и Дирижёр, не сомневаясь, скользнул внутрь. Автомобиль тут же сорвался с места, оставляя за собой клубы пыли.

* * *

Несмотря на белый день, в кабинете у Паука царил полумрак. следователь Зыков сидел за своим столом, мрачный и угрюмый, нервно вытащил сигарету из пачки и постучал пальцем по столешнице, глядя куда-то в пустоту.

— Что, Евгений Эдуардович, нос повесил? — я вошёл, прикрыв за собой дверь.

Паук коротко глянул на меня, потом кивнул на дверь:

— Пойдём-ка покурим, Макс. Там и переговорим. Хотя… Хрен с ним! Давай прямо здесь! Пошли они все!

Он поднялся с кресла, вышел из-за стола и запер дверь на ключ. Окно распахнул широко, сел на подоконник, под пепельницу приспособил старую