Читать книгу - "Шарлатан - Квинтус Номен"

нет, нужно пользоваться тем, что есть. В том числе и удобрениями минеральными, которые уже в продаже появились. Тот же суперфосфат, который в Нижнем производился, продавался в магазинах Колхозного союза и в бумажных мешках по пятьдесят килограммов, и в мешочках по пять и десять килограмм. Правда, ближайший такой магазин был только в самом Горьком, но если очень нужно, то и до города добраться было не особо трудно. Мне-то трудно, но есть же еще и взрослые. Например, дед Митяй, который регулярно туда ездил мед продавать. А у меня с ним сложились отношения очень дружеские, он мне в небольшой любезности не отказывал и пятикилограммовые мешочки удобрения мне привозил. А в мае привез мне кое-что еще более интересное…

Глава 9

С дедом Митяем мы как-то сильно подружились. Еще прошлым летом мы вместе изобретали разные новые блюда из кабачков (включая кабачки в меду, довольно забавно у нас получилось), рассуждали о всяком. Вообще-то у него было четверо детей (то есть четверо до взрослого состояния выросли), но все они уже давно разъехались и к отцу очень давно уже не приезжали, поскольку жили очень далеко. И внуков у деда было довольно много, вот только он и видел-то лишь одного, еще до моего рождения видел: все же широка страна моя родная, а транспорт ходит слишком уж медленно.

Зато в Горький ездить стало и просто, и быстро: Ворсму, вероятно в связи с постройкой там сразу трех новых заводов, все же весной еще назначили городом, а перед Новым годом по наскоро проложенной железной дороге пустили поезда. Правда, дорога была простенькой узкоколейкой от города до станции, и на ней локомотивом работала переделанная «полуторка», таскающая за собой единственный вагончик. Но на самом «локомотиве» на месте кузова выстроили деревянную будку для пассажиров, так что из Ворсмы на станцию теперь можно было доехать быстро и без хлопот. И дальше можно было просто уехать: теперь поезда между Горьким и Павлово ходили каждый час. То есть сначала из Нижнего в Павлово ехал поезд, а через час он же ехал обратно — но и возможность каждые два часа поехать в город была всеми воспринята очень положительно.

Правда, у меня сложилось впечатление, что те, кто проектировал «пассажирский салон» на полуторке-локомотиве, вдохновлялся достижениями самых бюджетных авиакомпаний: в будке длиной меньше трех метров они умудрились лавки вкорячть аж в пять рядов. Но и ехать в этом экипаже до станции было не больше пяти минут, так что народ теснотой не возмущался и транспортом активно пользовался, тем более что пассажиров «локомотив» возил как раз к прибытию поездов на станцию. А если пассажиров набиралось больше, чем могло в будку войти, то транспорт и по два рейса делал: все же свои, а правила — они для начальства, которое далеко. И вот дед Митяй транспортом и пользовался активно, и в конце весны привез мне подарки. То есть удобрения он мне «за деньги» привозил, хотя они и стоили сущие копейки, а вот подарок…

Он мне подарил четыре больших и толстых книжки. Одна была «Лесной газетой» тридцать пятого года издания, в обложке из «мешковины», на которой были нарисованы олениха и два олененка. Книжка была уже не новая, но в отличном состоянии. А еще три книги представляли собой «Жизнь животных» Брэма (так на обложке было написано), причем это было «эталонное» издание аж одиннадцатого года, с цветными картинками — и, несмотря на очевидную «древность», книги были практически новыми. Если бы не слегка пожелтевшая бумага на обрезе, я бы сказал, что дед Митяй их просто в типографии взял, тепленькими еще — а он сказал, что даже бандероли при нем распечатали чтобы убедиться, что в них именно то, что написано. И эти книжки он мне именно подарил, а на вопрос «сколько они стоят» промычал что-то невнятное. Ну а в довесок он еще парочку брошюрок принес, но мне их дарить не стал: сказал, что мы вместе их поизучаем. Потому что одна была как раз о выращивании кабачков и патиссонов, а другая — вообще про лимоны.

А лимоны в Павловском районе были практически «национальным деревом», их в каждом втором доме выращивали. У нас тоже дома они росли, причем в каждой комнате. Вот только у теть Насти и Маши они даже лимоны иногда выдавали, а который у бабы Насти рос, только листьями богател. Давно богател, семечку бабе Насте еще дед привез откуда-то «из-за границы», и именно по этой причине дерево не выкидывали. А я в начале лета предложил дерево именно «на лето» вытащить во двор, все же в комнате, хотя и с двумя, но маленькими окнами было темновато. Ну что, баба Настя меня послушала, озадачила отца (все же дерево-то в горшке размером ведра на два росло) и дерево на двор вытащили. Даже в огород закатили, а там уже и я порезвился: совочком половину земли из горшка выкинул и насыпал новой, перегноя с биогумусом. За что мне были обещаны самые страшные кары небесные — но это если хоть один листок высохнет и отвалится, а листья уже через неделю наоборот зазеленели со страшной силой. Нет, не старые листья: дерево выпустило много новых крошечных веточек с новыми же листиками. И на нем расцвели сразу три цветка!

Из этого моего «достижения» мировая общественность в лице семьи сделала три разных вывода, проявив во всей красе «плюрализм мнений»: баба Настя, сказав, что «господь внука наградил», отправилась в церковь за меня свечки ставить, дядя Алексей приказал своим троим детям (включая Вальку, которая уже ходила с «серебряной» медалью) «выучить все книжки, которые Шарлатан уже прочитал», а тетя Маша принялась у себя все цветы пересаживать в «новую землю». Правда, цветов у нее было немного: кроме лимона еще был горшок с «китайской розой» (я все же думаю, что это был гибискус) и в деревянном ящичке рос непременный столетник. Еще она принесла откуда-то вонючую герань, так что у нее поголовье цветов только выросло…

Но вот в чем семья была едина, так это в том, кто отныне будет отвечать за огород. Безо всякого плюрализма это дело было поручено мне, и хорошо, что тем же «решением» меня все же назначили именно «старшим по огороду». То есть если я говорил отцу и дядьям, что нужно идти и окучивать картошку, то они молча шли и окучивали. А тетки теперь огород поливали когда я им