Читать книгу - "Эпоха Мары - Ал Коруд"

Как и большая часть малороссов светская дива не признавала Черноруссию. Политики южных соседей откровенно боялись повторения эксцесса и на своей территории. Ведь минимум половина земель им досталась от Империи на халяву.

Арбатевич колыхнулась:

— Что он там делал?

— Вот и мой то же самое спросил. Но интересней всего то, что его до дверей проводил Сам.

Арбатевич с недоумением глянула на Улю и грозно спросила:

— В смысле?

На лице малоросски за короткое время проскочила целая палитра эмоций. И, наконец, она сообразила, что дала маху и испуганно прикрыла рот рукой, показывая чудеса современного маникюра.

— Ой! Я имела в виду председателя аппарата президента.

— Ох, Юля, Юля! Осторожней нынче нужно с такими фразами, — Мария повернулась и подозвала работника кейтеринга. — Нам два кофе, пожалуйста! Тебе какое, Уля? С молоком?

Арбатевич чуть не свалилась в гомерический хохот. Все в Петрограде уже знали о конфузе, что случился с Потоцкой в Риме. Светская дива потребовала в элитном ресторане пятизвездочного отеля «Латте» и здорово удивилась, когда ей принесли вместо кофе стакан молока. На возмущение россо-туристо работники ресторана веско ответили, что надо делать заказ точнее. А латте по-римски это и есть молоко. Безграмотно баристы понтовато называли в Росии кофе с молоком именно так — «Латте». Звучало красиво и пафосно.

Потоцкая побледнела и сдавленно ответила:

— Мне… просто кофе.

— Два черных, мальчик!

— А что твой говорит о подобном безобразии? Самый знаменитый бандит мира в столице империи!

Муж Потоцкой — известный банкир, сопровождающий большую часть сделок с оружием, в это смутное время стал богаче на несколько миллиардов и получил разом самый высокий статус из возможных. Патриотом он никогда не был, но нос держал по ветру и крутился, как флюгер. По его поведению становилось всегда понятно, куда вкладываться и кого облизывать. Арбатевич уже размышляла о том, что часть спонсоров её издательства вскорости все равно отвалится и не стоит ли поменять имидж заранее. Своих либеральных и излишне говорливых коллег она откровенно презирала, считая их никчемными пустобрехами. Ведь большая часть нынешней «надежды демократии» — это детки и внуки имперской элиты. Им с детства все доставалось легко, потому они начинали презирать свою бедную страну с пеленок. Не забывая при этом сосать из нее соки и денежные средства.

Но времена меняются.

— Я не знаю, — Потоцкая что-то просекла и манерно выгнула губы. Дурой она точно не была.

— Уля, помнишь, я тебе говорила о месте креативного директора?

Глаза малороски вспыхнули:

— Правда, что ли? Я, по-твоему, готова?

«Как легко купить эту надутую курицу!»

— Так у тебя уже появился опыт. «Вечера в Петродворце» получились изумительными.

Глаза у банкирши отчаянно загорелись. Она здорово боялась, что её считают в столице обычной малоросской дурой. По сути так оно и было, но Мария всегда с ней говорила приветливо и принимала, как равную. Хитрожопая издательша с раннего детства знала, что яйца надо класть в несколько корзин разом и не забывать загребать погуще.

— Ты так считаешь?

— Да половина Петрограда только об этом говорит. Просто они тебе завидуют. Кишка тонка повторить.

Уля воодушевилась и немедленно заказала шампанское. Самое дорогое. Элитные напитки в салоне было принято оплачивать посетителям. Арбатевич поступала просто, раз в месяц высылала счета богатым «салонщикам». Никто уже обычно не помнил, сколько потратил на самом деле. А признаваться в том, что тебе жалко денег, подобные посетители не любили. Тетеньке же лишняя копеечка на личный кошт капала.

— Твои предложения, Машенька?

«Ого, вот сучка крашеная! Уже преференции себе выбивает!»

Но бизнес есть бизнес, в нем места сантиментам, пафосу и прочей мутотени, до чего были падки дешевые политики. Даже война и людская кровь лишь способ заработать.

— Офис на седьмом этаже башни. Лимузин за счет издательства, — по мере перечисления пустячных по меркам Петрограда плюшкам глаза Ули разгорались все больше. Как же — это она сама, а не муж. Мария же стелила гладко, подбираясь коготками все ближе и ближе к девичьему горлу. — Ты будешь нашим представителем на форумах и показах.

Потоцкая все-таки не была полной дурой, уловив во взгляде ушлой издательши холодный посыл.

— Что ты хочешь от меня?

— Работать за тебя, Уля, будут твои замы. Не перебивай, пожалуйста. Твоя задача быть лицом издательства, — Арбатевич осмотрела «рабочий» стан подруги, — и заодно его тылом. А это зачастую важнее.

Потоцкая важно кивнула. Про тыл и «фасад» она отлично понимала.

— Завтра же подберу себе нового дизайнера одежды. Что-то более деловое.

— Правильно. И еще, — наступила главная часть Марлезонского балета, — приведи ко мне в салон жену Соловьянца.

Уля захлопала накладными ресницами. Нетривиальная задача! Провинциалка, пробившаяся наверх с помощью неповторимых возможностей тела, моментально прокачала ситуацию и решила, что поручение в нынешних условиях ей вполне по плечу. С Людмилой она была неплохо знакома. Да и той лишний раз мелькнуть в журнале также выгодно. Чай, муж не последний человек в государстве. Пусть все видят, что его жена находится в элите.

— Я её навещу сегодня же вечером.

Арбатевич улыбнулась. Она не ошиблась в этой вертихвостке. Амбиции и желание залезть на хрен повыше, вот что двигало принесенных ветром перемен малороссок. Странно, в старые добрые времена в столицу Империи обычно заносило их мужчин.

— Машенька, ты слышала? Какой ужас!

— Что такое, Ирина Фёдоровна? — Арбатевич сейчас меньше всего готова была говорить о войне. Но она догнала и её доселе уютный мирок.

— Эти дикари убили моих любимых франков.

— Кто, где?

Недоумение хозяйки салона поспешил рассеять Глеб Борисович, известный коллекционер фриков столицы.

— Это война, милочка. На ней убивают. И хороших, и любимых!

Старушка, досмертное предназначение которой было оставаться бывшей женой первого премьера Конфедерации, скривила губы.

— Не надо было позволять этим смердам поднимать мятеж. А сейчас расхлебывайте! Страна в блокаде, нас все ненавидят!

— Полно вам, Федоровна! От иностранных гостей на Дворцовой не протолкнуться.

Старуха зашипела:

— Что мне дело до узкоглазых обезьян и негритосов? Они никогда не заменят цивилизованные народы.

Арбатевич лишь тихонько выдохнула. Как у этой публики высокие идеалы демократии так легко мешаются с явным расизмом? Вроде в Европе подобное под жутким запретом. Но что поделать, придурковатая Фёдоровна под негласной защитой Самого.