Читать книгу - "Печать грешника - Алексей Михайлович Рутенбург"

что, когда несёшься на бешеной скорости от приближающегося выброса, вероятность попадания в аномалию резко возрастает. Поэтому сидеть с утра в подвале жилого дома и пить водку в хорошей компании, ожидая, когда это смертельное явление произойдёт — это не самое ужасное, что могло бы произойти с добровольно пришедшими в Зону. Назвался сталкером — в общем, терпи.

После такого будильника уже никто не ложится спать, лагерь оживает. Разводятся костры на улице, открываются запасы консервов, расчехляются гитары, достаётся утренний алкоголь и братство встречает новый день.

А нам с Билли некогда сидеть и наслаждаться этой романтикой. Мы отправляемся через XX-35 в Лиманск.

Глава 7. Зрелище на миллион

Хейвуд не поддавался моим провокациям, пока мы не достигли свободного столика в заведении Ликомеда. Вот она — концентрация и собранность. На маршруте нужно минимизировать любую невнимательность и любую расхлябанность. Как говорит наш брат: «Не заметить аномалию можно лишь один раз», но мне до дрожи в желудке хотелось услышать исповедь Билли Вуда. Я ничего не мог с собой поделать. Многочисленные добавленные ночью и выбросом трупы сталкеров и мутантов не могли вывести меня из состояния моего нетерпения, даже недержания, можно сказать. Я не обращал внимания на разбросанные во все стороны куски тел некогда живых организмов, что свидетельствовало о присутствии совсем рядом с нами её величества мясорубки. Не обращал внимания на обезображенные смердящие разорванные тела сталкеров с множеством рваных ран, а это значило, что прямо сейчас мы, скорее всего, находимся в охотничьих угодьях какой-нибудь стаи мерзких мутантов. Хорошо бы, если бы эти твари вели ночной образ жизни, а значит, сейчас нам ничего не угрожало бы, но следовало сделать заметку на будущее, может, даже отметить в ПДА данную зону как опасную. Но нет, меня вообще ничего не интересовало, кроме рассказа моего товарища, а он предательски молчал, пока мы не оказались на безопасной территории.

Марли выдал нам шашлык и по кружке пива, наши очаровательные попки приземлились за свободный столик во втором зале, и я впервые увидел напряжение и печаль на лице Билли.

— Слушай, мы можем снять номер у Ликомеда, чтобы точно не было лишних ушей, если это настолько серьёзно? — Обратился я к другу.

— Да брось ты, — махнул рукой Билли. — Рэд, ты же прекрасно знаешь, что в баре легче остаться незамеченным и неуслышанным, — добавил мой собеседник.

— Твоя правда, — вздохнул я и отхлебнул из пивного бокала несколько глотков пшеничного жидкого золота. — Давай уже, хватит тянуть кота за мягкие места — животному уже давно неприятно.

— Думаешь, так просто собраться и рассказать, почему твоя жизнь перестала иметь смысл, и почему в твоём мире всё перевернулось вверх дном? Думаешь, я горю желанием ворошить прошлое и снова переживать случившееся? — Билли выходил из себя. — Да я бы всё отдал, чтобы забыть произошедшее, а ещё больше, чтобы этого и вовсе не случалось.

«Боже», — со страхом пронеслось в моей голове. «Что же произошло?» — Я сам изменился в настроении при виде настолько раскалённого и разозлённого Хейвуда. Билли Вуд — человек, которого я так давно знаю, с которым мы прошли через огонь, воду и медные трубы, не говоря уж о радиационном аду, предоставленном нам Зоной. Человек позитивный, никогда не унывающий, отзывчивый и спокойный — сейчас же он готов в припадках уничтожать всё вокруг и биться о бетонные стены с невыносимыми криками и тоннами слёз. Я вижу это по нему, я вижу, как он сдерживается, чтобы не сойти с ума. Сдерживается, и я понимаю, что он не может найти, ради чего ему держаться. Как же ему плохо и больно, но что же всё-таки случилось? Мы всегда пытаемся успокоить своих близких словами: «Расскажи, легче будет…», но сейчас я смотрю на его тяжело вздымающуюся грудь, на ярость в его взгляде и не верю, что ему станет легче от того, что он расскажет мне о своих невзгодах. Его кулаки были крепко сжаты на столе, казалось, вот-вот из ладоней, в которые впиваются ногти, пойдёт алая кровь.

Я не нашёл ничего лучше, чем аккуратно своими руками взяться за его сжатые до боли кулаки. Если сейчас Билли резко выдернет свои руки и с психу запустит в меня своим бокалом пива, я не моргну и глазом. Я не обижусь, ведь понимаю, что сам провоцирую раскрыться человека, который совсем не хочет показывать внешнему миру, что с ним происходит. Я беру ответственность и осознаю риск, но я не могу поступить иначе — таким образом я всего лишь хочу показать, что я хочу помочь.

Я вспомнил своё состояние после одного из нервных заданий в SAS. Практически все задания на такой работе нервные — всегда осознаёшь риск не вернуться с боевого похода, и этим сталкерство напоминает мне мою прошлую жизнь. Так вот, я вспоминал, как у Тиви Волкера в Афганистане случился нервный срыв. Он рыдал в моё плечо и причитал, что больше не вынесет этого. В тот день на наших глазах разорвало Майлза Джереми. Никто не понял, как это произошло, нас просто забросало его оторванными конечностями. Помню, у меня тогда затряслись руки и прихватило желудок, глаза так широко распахнулись, что я ничего не слышал и, возможно, даже кричал сам. Скотт Волкер же не пикнул и не пошевельнулся. Весь день он ходил бледный как мертвец, держа всё в себе, но когда мы пришли на базу, его эмоции порвали его и вывернули наизнанку. Он рыдал в моё плечо и выл, точно дикий зверь попал в капкан и ощущает невыносимую боль — не только физическую, но и внутреннюю — понимая, что потерял свободу, и его судьба теперь принадлежит кому-то другому.

Тогда я крепко обнимал Тиви, а сейчас я крепко держал Билли за руки. Зона подарила мне братика, как когда-то SAS, и мне стало невыносимо на душе от того, что и его у меня скоро заберёт смерть.

Хейвуд не отдёрнул руки и совсем поник, ярость и ненависть в нём потухли, оставив после себя опустошённость. Он смотрел в одну точку стола и устало медленно моргал. Вот так выглядит сломанный человек: отсутствующий взгляд, безысходность, смирение.

— Давай, брат, — подбадривал я Билли, и через мгновение он посмотрел мне в глаза, вздохнул и явно приготовился сбросить с себя груз молчания.

— После нашего прощания, я ушёл на Янов — это ты и так прекрасно знаешь. Там, ближе к ЧАЭС и Припяти, и артефактов побольше, и деньги посолиднее крутились,