Читать книгу - "Мир Гаора. Коррант. 3 книга - Татьяна Николаевна Зубачева"

тому же выяснилось, что ни Белёна, ни Милуша не умеют как следует гладить форменные брюки, рубашку и китель, и его дёрнули со двора в хозяйскую гардеробную. Мысленно выругавшись и объяснив, что на денщика его не учили, Гаор взялся за работу. К тому же хозяин привёл за шиворот своего сына-бастарда и потребовал:

— И этого научи. Двенадцать лет оболтусу, брюки погладить не умеет. Понял, Рыжий? Ему не гладь, пусть учится.

Тут он не выдержал.

— Одной рукой в ладоши не хлопают, хозяин.

Хозяин расхохотался, легонько смазал ему по физиономии за дерзость, велел сыну учиться вприглядку и ушёл, приказав на прощание, чтоб через полпериода всё готово было, а то… Ну, Милуша с Белёной, спихнув на него хозяйские шмотки, занялись хозяйкиными, да ещё Куконя принесла платьица девочек, ей-то самой некогда, надо за ними смотреть. Шум, беготня, да ещё этот над душой торчит, так что даже выругаться нельзя. Но… обошлось и ладноть. К вечеру подготовка была закончена, и их отпустили в баню и вообще.

— Рыжий, — окликнул его хозяин, когда Большуха уже звала их на ужин.

— Да, хозяин, — подбежал он на зов.

— Легковая готова?

— Да, хозяин, — недоумённо ответил он.

Неужто куда-то ехать на ночь глядя собрался? Вот непруха: сейчас его везти — это заклинание пропустить, Мать-Землю обидеть. Но дело было в другом.

— Так, Рыжий, что вы затеваете, я знаю, аггел с вами, я в это не мешался и не мешаюсь, но, если Гарда сманишь, запорю насмерть.

— Я сманю Гарда?! — искренне изумился Гаор настолько, что не прибавил положенного обращения.

— С ним я отдельно поговорю, но если он за вами увяжется… гони в шею, я разрешаю, понял?

— Понял он, понял, — подошла к ним Нянька, — Лутошка с девчонками тож остаются, ступай, не мешайся тут.

— Нянька…!

— Я сколь лет уже Нянька? А то не знаю, кому чего можно. Да и Джадд на дворе будет. Ступай.

Так властно при нём с хозяином ещё не говорили. Но то, что хозяин подчинился, Гаора не удивило. Матери умеют так говорить.

Ужинали пшёнкой и пили травяной отвар. О том, что у Сторрама он ходил на заклинание со всеми и как оно там было, Нянька и Большуха выспросили у него ещё раньше, и Гаор был уверен, что будет участвовать наравне с остальными мужчинами. И что Лутошку с девчонками не берут, тоже понятно: малы. Он ещё раньше по всяким обмолвкам понял, что заклинание для взрослых. У Сторрама ходили все, но там детей не было, а девчонки и пацаны считались взрослыми, а что Джадд не идёт… неужели его считают чужим? Ворона, ургора чистокровного, тогда позвали, а Джадда нет. Потому что он айгрин? По Джадду никак нельзя было сказать, что он обижен этим, но по его неподвижному смуглому лицу никогда ничего не угадаешь.

За всеми этими мыслями Гаор поел со всеми без разговоров и смеха, сохраняя торжественное молчание. Из-за стола вставали, не благодаря матерей как обычно, а молча кланяясь друг другу.

— Рубаху и порты оставь, — шепнул ему Сизарь, — остальное сыми.

Порты — это штаны, что ли? Спрашивать он не стал, а подобно другим забежал в свою повалушу, быстро всё с себя снял, разулся, оставил бельё на постели, натянул на голое тело штаны и рубашку и вернулся на кухню.

Женщины были без юбок, в одних рубашках-безрукавках до колен, с распущенными по плечам и спинам волосами, мужчины в штанах и расстёгнутых рубашках навыпуск. Лутошки, девчонок и Джадда не было. Старшая Мать — Нянькой её уже и про себя не назовёшь — держала в руках плоский глиняный, судя по цвету, черепок со слабо рдеющим угольком. Свет в кухне выключен, и в тёмно-голубом сумраке люди казались призрачными. Гаор молча встал рядом с Тумаком. Старшая Мать оглядела всех сейчас казавшимися очень тёмными глазами, кивнула и пошла выходу. Молча, сначала женщины, за ними мужчины друг за другом двинулись следом.

Молча гуськом прошли через двор, огород и выгон, спустились к ручейку. Было очень тихо. Густо синее небо, большая круглая пронзительно белая луна, и журчание ручейка как тихий человеческий голос. Вместе со всеми мужчинами, но не подражая им, а будто он и сам знал, что и как делать, Гаор разделся, отбросив штаны и рубашку куда-то за спину. Разделись и женщины, кроме Старшей Матери. Шесть мужчин и девять женщин сели на землю, в росистую траву. Старшая Мать стояла перед ними, держа обеими руками черепок с угольком и что-то шепча. Вдруг уголёк вспыхнул ярким пламенем, осветив Старшую Мать красным неровным светом, и Гаор с изумлением увидел на Старшей Матери грибатку. Откуда?! В кухне её не было… Но Старшая Мать запела, и он уже ни о чём не думал, и даже не слушал, а всем телом впитывал распевные непонятные, но свои слова, которые не понимаешь, а чувствуешь. Когда запели остальные, он не заметил, потому что пел со всеми.

Старшая Мать наклонилась, опуская огонек в воду. Журчание прервалось, будто ручеёк вскрикнул. Облачко белого пара окутало Старшую Мать. И… какая-то сила подняла Гаора со всеми на ноги и повела одним общим хороводом вокруг Старшей Матери, окутанной серебристым лунным светом, сквозь который были уже различимы только блеск и цветные искры грибатки. Последним краешком сознания, уплывая, растворяясь в лунном водяном травяном облаке, Гаор заметил, что грибатка Старшей Матери меньше той, что он тогда делал и видел, на три силы. Но додумать он не успел…

…Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна… Матери набольшие, спасите нас, помогите нам… Мать-Земля, всего сущего Мать, ты живое родишь, ты мёртвое принимаешь… ты камнем тверда, ты пылью легка… Жизнь и Смерть подвластны тебе… Мать-Вода, ты льдом тверда, ты паром легка… ты прошлое уносишь, будущее приносишь… пронеси мимо бед… не дай Злому Землю обжечь…

…Злой это кто? Огонь?! Так о чём он молится?! Но ужас от совершаемого им только шевельнулся и исчез, не остановив его…

…Мать-Луна, ты зачатий хозяйка… не дашь зачать, и родить нечего, не дай нежити власти на Земле… Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна… Мать-Земля всему живому Мать, мы дети твои, Мать-Луна, дай силу нам, дай живое зачать… Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна…

…Гаор очнулся, лёжа на траве в голубом предутреннем сумраке. Уже знакомое чувство отрешённого спокойствия, сознания своей правоты и исполненного долга. Рядом с ним также в полу-истоме полусне лежала женщина. Не глядя на неё —, он почему-то знал, что так надо — Гаор встал и склонился над ручьём, умылся холодной игриво щекочущей и покалывающей водой