Читать книгу - "После нас - хоть потом - Евгений Лукин"

— Тогда уж давай всего Крылова с Державиным печатать! — вспылил редактор. — Из номера в номер…

— Хитрый ты мужик, Маркелыч, — проницательно заметил Глеб, прихлёбывая чаёк. — Чего ты от меня хочешь-то?

Редактор скроил виноватую мину, что совершенно не шло к его мужественному благородно-седовласому облику.

— Пригрозил бы ты ей, а? Из астрала…

Портнягин усмехнулся.

— С этого бы и начинал, — сказал он. — Ладно. Попробую.

Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и кормил учёную хыку. Ну и натаскивал заодно. Создав шарообразную мыслеформу «за кандидата агитировать пришли», чародей направлял её в сторону койки, но, как только из бездонных подкроватных глубин раздавалось нетерпеливое алчное поскуливание, менял установку — и лакомый пузырь положительной энергии, игриво пританцовывая, отлетал на безопасное расстояние. Хыка сплошь и рядом оказывалась проворнее: следовал неуловимый бросок из-под кровати — и мыслеформа исчезала, не успев сманеврировать. Серо-белый кот Калиостро, равнодушный к подобным забавам, как всегда, дрых на мониторе, подложив заднюю лапу под голову. Куда он при этом девал три остальные — неясно.

Потом пришёл Глеб Портнягин. Видя, что учитель занят, мешать не стал, и, лишь когда с кормёжкой было покончено, спросил озабоченно:

— Ефрем! Дух Пушкина с того света поможешь вызвать?

Старый колдун с недоверием покосился на ученика.

— Зачем тебе?

— Да тётка одна у него «Узника» слямзила. Маркелыч пугнуть просил, а то достаёт — требует, чтоб напечатали…

— Возьми сам и пугни, — резонно заметил чародей. — Дух-то чего тревожить? Ему и так от спиритистов покоя нет.

— Сложно, что ли?

— Почему сложно? Незачем.

— Нет, ну… для достоверности…

— Учишь тебя, учишь… — заворчал колдун, сердито запахивая халат. — Ну ты сам прикинь: эта твоя тётка, что стишок слямзила, она хоть раз настоящего Пушкина видела? Нет! А увидит — так не поверит. Какой же это, скажет, Пушкин? Чистый жидёнок в бакенбардах! Она ж его только по школьному учебнику знает! Вот, стало быть, по школьному учебнику и работай…

Портнягин хмуро выслушал наставника, поразмыслил. С одной стороны, Ефрем, как всегда, был прав, с другой, предложение его показалось Глебу несколько унизительным. Колдун — и вдруг школьный учебник…

— А на будущее мой тебе совет, — сурово добавил старый чародей. — Исторических личностей — не вздумай! Мало того что он в натуральном своём виде нагрянет — ещё, не дай Бог, правду начнёт пороть! Всех клиентов пораспугаешь…

— Ну, мне тоже, знаешь, как-то неловко к ней в виде Пушкина являться… — неуверенно возразил Глеб.

— А ты фантом смастрячь, — лукаво подмигнув, подсказал ему Ефрем.

Фантом мастрячили вместе. Портнягин, напрягшись, сотворил огромную мыслеформу «А.С.Пушкин», после чего учитель и ученик принялись доводить её до совершенства. Ефрем тоже увлёкся. Сначала только подсказывал, потом не выдержал, отодвинул Глеба в сторонку и взялся за дело сам.

Пушкин вышел великий и ужасный. Метровый размах бакенбард, безумные глаза арабского скакуна. Или венецианского мавра — в пятом акте. Особенно хорошо удался дуэльный пистолет, дуло которого неистовый классик должен был, по замыслу, приставить ко лбу бессовестной Пелагеи Чиркуль.

Ночи ждать не стали, решив, что будет даже лучше если привидение предстанет перед плагиаторшей наяву.

— Сопровождать будем? — спросил, предвкушая Глеб.

Ефрем насупился.

— Сам справится… — буркнул он, устыдившись, видать, что добрых полчаса азартно мастерил вместе с учеником энергетическое пугало. Чисто дитё малое! Старый чародей вообще был подвержен резким перепадам настроения.

Портнягин приуныл. Очень уж ему хотелось посмотреть из астрала, как солнце русской поэзии будет приставлять пистолет ко лбу этой тётки, однако, зная не понаслышке вздорный и упрямый норов Ефрема, перечить не стал. Бесполезно.

Фантому дали установку — и страшный призрак исчез.

Некоторое время Портнягин стоял неподвижно, склонив ухо к плечу. В такой позе обычно прислушиваются к скандалу за стенкой. Но физически не подслушаешь, а незаметно выйти в астрал не было возможности. Наконец смирился, махнул рукой.

— Ну и ладно! — небрежно подвёл он черту. — А то ишь чего придумала… Классика обувать! «Отворите мне темницу…»

Кудесник медленно повернул к ученику изумлённое морщинистое лицо.

— Чего-чего? — с угрозой переспросил он.

Тот растерялся.

— Н-ну… «Узник»-то как начинается? «Отворите мне темницу…»

Несколько секунд Ефрем Нехорошев молча смотрел на Глеба.

— Двоечник, — с невыносимым презрением выговорил он. — Это лермонтовский «Узник» так начинается! А у Пушкина: «Сижу за решёткой в темнице сырой…»

Портнягин обомлел.

— Погоди, погоди… — забормотал он, словно бы в забытьи. — «Сижу за решё…» «Отворите мне…» Ёлкин пень! Вернуть нельзя?

— Нет, — безжалостно отрубил колдун.

— Слушай! — со страхом выдохнул Глеб. — Сообразит ведь, мымра старая! Содрала у Лермонтова, а разбираться Пушкин пришёл… Она ж теперь с Маркелыча не слезет! Ясно же — заказчик… Вот это я его подставил…

Отмахнувшись от мохеровой охранницы, у которой на этот раз что-то стряслось с электрообогревателем, Глеб Портнягин прямиком устремился к редакторской двери.

Ларион Маркелович встретил его с отрешённым лицом.

— Спасибо, Глеб, — сдавленно сказал он. — Век тебе этой услуги не забуду.

Портнягину стало совсем неловко.

— Была уже? — с сочувствием спросил он.

— Была. Только что…

— И… как?

— Спасибо, Глеб… — с интонациями ослика Иа повторил измученный редактор. — Чаю хочешь?

Портнягин вгляделся — и к изумлению своему понял, что не иронизирует Маркелыч. В самом деле искренне благодарит. Отнюдь не горечь звучала в голосе редактора, а просто крайняя усталость.

— Ты подробнее можешь? — взмолился ученик колдуна.

— Ну а что подробнее? — кротко молвил смолоду седовласый газетчик, изымая крохотный чайник из крохотной ниши. — Прибежала в слезах, в истерике… Говорит — явился к ней Пушкин… среди бела дня, с пистолетом… Письмо умоляла уничтожить… Что ещё? Каялась, божилась, что больше никогда, ни под каким предлогом…

— Почему Пушкин? — напрягшись, спросил Портнягин.

— А кого бы ты хотел?.. — рассеянно переспросил Маркелыч. — Лермонтова?.. — Внезапно выпрямился, замер с чайничком в руке, забормотал ошалело: — Погоди, погоди… «Отворите мне…»

— Ну слава Богу, — с облегчением сказал Портнягин. — Значит, и она тоже перепутала…