Читать книгу - "Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики - Валерий Большаков"

Украина.

20 декабря 1943 года

Добираться до расположения 1-й гвардейской танковой бригады пришлось долго. Сначала самолетом до Воронежа, потом поездом. Через Днепр Геша переправлялся на настоящем прогулочном теплоходе. Полуторка подбросила его до Киева, где бригада и комплектовалась вместе со всей танковой армией Катукова.

1-я танковая армия была передана 1-му Украинскому фронту, составляя резерв командующего. Больше месяца катуковцы копили запасы по всем видам снабжения и готовили матчасть к боям. Новые танки отгружались на заводах и доставлялись в Киев, прибывали молодые танкисты.

Штрафники-гвардейцы в строй вернулись прежде Репнина, так что он был последним из «возвращенцев».

Встретили комбрига всей толпой, и даже музыку организовали, сыскав старого еврея-скрипача и трубачей.

– Здравия желаем, товарищ подполковник! – дружно грянули танкисты.

– Вольно! – ухмыльнулся Геша.

Было заметно, что многие из его товарищей смущены – они-то не пошли следом за командиром в штрафбат, хотя Лехман и утешал их: это, дескать, все особист виноват – вывел их, а отступать уже невмоготу было.

Посмеиваясь, подошел полковник Горелов и подал руку.

– Здорово, Дмитрий Федорыч! Я тут покомандовал маленько твоей бригадой. Возвращаю в целости и сохранности!

– А ты куда?

– А я на повышение! В корпус переводят.

– Все с тобой ясно. Проставиться не забудь!

– Как можно! До двадцатого числа спокойно будет, а потом начнется. Готовься!

– Всегда готов!

Репнин удивился даже – возвращение в бригаду казалось ему делом долгим и трудным. Пока привыкнешь заново, пока то да се… Нет! Никакого привыкания – все сразу навалилось, знакомое, чуть ли не родное, закрутило, завертело…

Единственно, что стало новым для Геши, так это 3-й танковый батальон, набранный уже в его отсутствие. Прежнего командира батальона ранило, поэтому должность оказалась вакантной.

Обсудив это дело, Репнин назначил комбатом Лехмана.

Познакомившись с новенькими начинжем и начопером ^[18], Геша погрузился в бумаги, волокита закружила его, да так, что он и не заметил, как солнце село.

Уже в темноте Репнин добрел до землянки, которую «забил» экипаж командирского танка. Это был блиндаж, отнятый у немцев. Рубленный из бревен, блиндаж обогревался буржуйкой, старательно обложенной кирпичами, долго отдававшими тепло.

Две керосинки давали достаточно света, чтобы заметить в чем-то даже уютную обстановку – топчаны, застеленные одеялами, полки на стенах, крепкий стол на точеных ножках.

К вечеру подморозило, и как же было приятно окунуться в сухое тепло, наполненное запахом сгорающего дерева. Красные отсветы из-за неплотно прикрытой дверцы танцевали на стене под гул и треск огня. Уюта добавлял посвистывавший чайник, сдвинутый на край печки.

Федотов с Борзых сидели за столом и резались в карты, а Бедный обстоятельно готовил ужин – нарезал домашнюю колбасу, буханку ржаного хлеба, селедку, лучок. Картошка уже сварилась и доходила в чугунке, обмотанном рваным одеялом, чтобы не остыла.

– Встать! – гаркнул мехвод, углядев Репнина. – Смир-рна-а!

Башнер и заряжающий с перепугу вскочили, вытягиваясь во фрунт – мало ли, может, сам Катуков заявился? Тот мог.

Рассмотрев вошедшего, Федотов с укоризной сказал Бедному:

– Вот, вроде ж взрослый мужик, а херней маешься!

Механик хихикнул.

– Можете садиться, – улыбнулся Репнин. – Давно надо было Иванычу старшину дать, чтоб вас школил. Ишь, как сразу подпрыгнули! Любо-дорого!

– Так мы ж… это… – смутился Федотов.

– Да сядь ты! Проживу как-нибудь без твоего чинопочитания. – Геша принюхался. – А чем это пахнет?

– Так вас ждем, тащ командир! Брысь, картежники!

Иваныч быстро накрыл стол и неуверенно спросил:

– Может, по маленькой?

– Может, – легко согласился Репнин.

Усталость давала себя знать, все же ранения, даже зажившие, долго еще портят кровь. Но и радость была. Даже не радость, а какое-то тихое удовольствие, когда спрашиваешь себя, все ли ты сделал, со всем ли справился, и понимаешь, что потрудился изрядно, что день прошел не зазря. Можно и отдохнуть, имеешь право.

Иваныч выставил на стол пузатую бутылку самогона, уверяя, что продукт чистейший, и, помня пристрастия командира, вычурный сосуд с трофейным коньяком.

– Командир, – попросил Федотов, – скажи чего-нибудь.

Остальные двое закивали. Репнин задумался.

– Что ж вам сказать? Лично меня одно радует – война пошла вспять. Немцу больше не наступать, все! Теперь только гнать его да гнать до самого Берлина. Ну, фрицы еще много кровушки попьют и запросто так не уступят, и все равно – большая половина войны позади. Год остался, скорее даже полтора. Ничего, довоюем как-нибудь. Что еще радостного, так это наша четверка. Сколько уж мы танков поменяли, а экипаж один держится. Так что давайте выпьем за нас! Чтоб мы были живы и вместе дошли до самого Берлина!

Граненые стаканы сошлись, клацая, и огненная вода пролилась, куда надо. Хорошо пошла!

Навалившись на картошку с селедкой да с лучком, Геша благодушествовал. Кто не воевал, кто не терпел, тот не поймет, что истинное счастье – в малом. Никакие великие свершения не способны сделать человека счастливым. Удовольствие принести – да, удовлетворение – безусловно. Но не счастье.